Вместе с комиссаром - [55]

Егор, представляя встречу с родителями, прибавлял и прибавлял шаг. Вспомнил, что не всегда слушался отца, и подумал, что, может быть, за это и поплатился. Ведь недаром же отец твердил: «Потерпи, не спеши в полицианты, послушай, что говорит пророк Исайя, мы же не голодные…» А Егор, как теперь вспоминает, решил тогда, что немцы уже навечно, так на кой ляд терпение, будут и самогонка, и колбаса, и вечеринки в местечке. Конечно, теперь он чувствовал, что дал маху, но каково в лесу, тоже хорошо знает, пожив в землянке, скрываясь от своих же, когда вернулись красные.

За часы, что шел домой, возвращаясь из лагеря, Егор Плигавка всю свою жизнь передумал. Мысли перескакивали с одного на другое. Откуда-то издалека долетел до него звон. Это, видно, на обед давали сигнал на колхозной ферме, видневшейся неподалеку. А ему припомнилась церковь… И тот крест, золотой крест, который теперь ждет его там в лесу и о котором никто не знает. Это же целое богатство… Вот только Агапка, если жива, не выдала бы… Но ведь он сказал ей когда-то, что этот крест отобрал у него начальник полиции Зубило. И она тогда поверила. Все дело, до самых мельчайших подробностей, вспомнилось ему теперь.

А было это так. Как-то на второй год войны, Плигавка был уже в полиции, довелось ему стоять на часах у дома самого начальника Каэтана Зубила, а квартировал тот у попа их церковного прихода. Хотя фамилия начальника была Зубило, чаще звали его «Перебейнос», потому что у него и в самом деле нос был перебит и свернут. Когда и как это случилось, никто не знал, приехал Перебейнос откуда-то издалека на другой день после того, как пришли немцы, и сразу стал лютовать. Так вот, когда Егор стоял на посту, явился к попу ночевать какой-то самый главный поп, то ли благочинный, то ли архиерей. Вечером пошла гулянка у попов и Перебейноса.

Агапка, шалая девка, имевшая уже двух детей неведомо от кого и бросившая их на мать, служила у попа и прислуживала им в этот вечер. Слышал Егор, и даже видел через окно, как развлекались попы с Перебейносом. Множество бутылок разного цвета стояло у них на столе. Сперва все шумно разговаривали, потом стали петь. А приезжий поп, самый толстый из них, даже привстал и, затягивая то божественное, то другое какое, широко размахивал руками, так что болтался из стороны в сторону большой золотой крест у него на груди. Видел Егор, как уже, должно перебрав, то один, то другой щипал или пытался обнять Агапку, а та верещала, прямо стекла звенели. А Егор Плигавка злился. На дворе мороз, они пьют, гуляют, а ты тут стой, коченей, на сто шагов к дому никого не подпуская. Да что поделаешь, такая уж у него служба, и он должен мерзнуть, надеясь, что, может быть, сам когда-нибудь станет начальником. «Вот тогда, — думал он, — и я развернусь так развернусь!»

После полуночи гулянка помаленьку утихла и стали укладываться кто где. Егор приметил, что главный поп, несмотря на то что пьян, сам разделся, снял с себя толстый золотой крест, положил его на столик рядом и забрался под одеяло.

С этой минуты крест не давал Егору покоя. Это же сколько в нем золота! Вот кабы заиметь, разбогател бы на всю жизнь. А что, если рискнуть и взять, когда поп разоспится? Однако же Агапка… Разве что попробовать ее уговорить, она ведь в свое время на него поглядывала. А что ей этот Перебейнос или поп, немолодой уже. Когда все в доме утихло, Егор решительно отправился на кухню к Агапке, где та мыла еще посуду.

— Агапка, — сказал он, — дай каплю, а то замерзну.

— А разве ж тебе можно на посту? — игриво спросила она.

— Кто ж будет знать: только ты да я, — и Егор прижал Агапку к груди. А она и не противилась, и поднесла стаканчик водки.

Егор выпить-то выпил, но не забывал о своем. И когда Агапка, захмелевшая уже, лежала в его объятиях, стал нашептывать:

— Агапка, хочешь быть богатой?..

— Почему же нет, хи-хи…

— Видела у чужого попа большущий золотой крест?

— Видела… Ну и что?

— Вот когда б нам с тобой заиметь его.

— Ты что, ошалел?

— Не ошалел, а при полном уме. Была б у нас и добрая усадьба, и лошадь, и коров столько, что жить да жить.

— Так чего же ты хочешь?

— Принеси потихоньку мне этот крест, Агапка.

— Так меня же убьют.

— Потерпи, потерпи, Агапка, как мой батя говорит, пророк Исайя терпеть учит. Зато потом нам будет хорошо…

— И ты со мной будешь?

— С тобой! — твердо сказал Егор.

И разомлевшая Агапка под утро, высвободившись из объятий, принесла Егору большущий золотой крест. Они потихоньку обсуждали, куда его спрятать. Наконец порешили, и Егор, расстегнув сорочку, надел крест на голое тело. Потом в полной полицейской форме он шагал перед домом, охраняя покой своего Перебейноса. За час до рассвета его сменил другой полицейский, и Егор, отправившись отдыхать, завернул в одну опустевшую усадьбу, где не было уже хозяина, и в хлеву, глубоко под навозом, завернув в свой шерстяной шарфик, спрятал золотой крест, а сам пошел спать в казарму.

Утром его вызвали к Перебейносу. Там стоял такой кавардак, что и словами не опишешь. В кухне на топчане ревмя ревела, вся в синяках, Агапка.

— Где крест, подавай сюда! — кинулся к Егору с кулаками Перебейнос.