Вместе с комиссаром - [53]

Шрифт
Интервал

— Ну, что с тобой говорить. И это худо, но себя можешь лечить, если хочешь. Видно, у тебя не все в порядке! Поеду, но гляди, если кого в могилу загонишь, тогда тебе несдобровать!

И Мажинский уехал, а Донька еще долго бросал ему вслед:

— И лечил, знаете-смекаете, и лечить буду! Меня городские докторы научили. Они больше знают, чем ты. И документ вот дали, а ты знаешь ли, Мажинский, что такое санитар? Как оно звучит — санитар? Это все равно что асессор[14], а я и есть асессор в своем деле! И лечил и лечить буду! — И Донька пошел под поветь, где держал на полочках свои лекарства, и стал заботливо переставлять их.

СМЕРТЬ ДОНЬКИ

Всю зиму до весны Донька, видно, был под впечатлением того, как его напугал фельдшер Мажинский. Он почти не выходил из дому, только однажды пришел к нам, когда мы играли «Павлинку». Посидел хмурый и на прощание сказал:

— Это же не Быковский[15], а наш Гумовский из Репища. Ах, кабы у меня живот не болел, я б сыграл его, знаете-смекаете, получше вас!

Больше до весны мы его не видели. Однажды заметили, что сидел Даниэль у Прузыны, но потревожить не решились.

А весной Даниэль вышел на простор. Он целыми днями ходил по лугам, собирая разные цветы и травы, бродил и по лесу, откуда возвращался с пучками различных, только ему известных зелий. Не забывал он надевать свою длинную полотняную рубаху с красным крестом на груди. Какую религию он теперь признавал, мы не знали, потому что не ходил Донька ни в церковь, ни в костел. Был всегда гладко выбрит, даже голова голая. Вот мы и думали, что он теперь придерживается новой веры, про которую рассказывал, придя из города в последний раз.

Лечил ли он кого, мы не знали, если лечил, так тишком. А сам часто жаловался на резь в животе и говорил, что скоро от этой рези избавится, потому что применяет свое лекарство. А лекарством этим были разрубленные ветки молодых сосенок, на которых выступала свежая смола. Он просто обгладывал их. Говорил, что становится легче, хотя мы этого и не видели. Он худел у нас на глазах.

И хотя с виду Донька очень быстро менялся к худшему, дух его оставался таким же задиристым. Он даже пришел к нам в ячейку на урок политграмоты и стал упрекать, что мы неправильно учимся. Может быть, он был кое в чем и прав, когда говорил:

— Вы словесность, знаете-смекаете, как в солдатах учите, а надо про жизнь, чтоб понимать, что нам в деревне делать.

— А как же нам учиться, Даниэль?

Он только хитро улыбнулся и не то шутя, не то серьезно сказал:

— Примите меня в комсомолы, тогда научу!

— Так ты ж старый!

— Какой я старый! — обиделся он.

— Ну, по годам нам не подходишь.

— А кто мои годы считал?

Чтоб не думал об этом Донька всерьез, кто-то из нас заметил:

— Да ведь ты же еще и верующий!

— Это правда, знаете-смекаете, да чем это вам помешает? Я теперь сам ищу, какая вера лучшая, а найду, так и вас научу!

— Нет, Даниэль, нам веры не надо.

— А я скоро пойду в город, доучусь там на доктора и про веру окончательно, знаете-смекаете, узнаю!

Но в город нашему Доньке пойти не довелось. Он захворал, и, видать, крепко. Сделал он себе под густой елью у гумна что-то вроде повети, прикрыл еловыми лапами и, настлавши сена, лежал целыми днями. Правда, про свои докторские дела он, видно, не забывал: на полочках вокруг него были расставлены лекарства в кувшинчиках, бутылочках, мешочках, во всякой посуде, какую ему удавалось раздобыть. Он долго не показывался нигде, и мы решили как-то проведать его сами. Доньку трудно было узнать. Он стал белый-белый, с синими кругами под глазами. Мы об этом ему не сказали, а сам он, несмотря на болезнь, настроен был по-боевому. Когда мы предложили позвать фельдшера Мажинского, он решительно воспротивился:

— Мажинского ни за что! Я сам знаю больше, чем он, и сам вылечусь, знаете-смекаете, — и он показал нам на смолистые сосновые палочки, часть которых лежала уже обглоданная.

Нам так и не удалось убедить Доньку, чтобы он обратился к фельдшеру. А потом мы слишком занялись своими делами и не навещали его. Правда, кто-то видел, как он из своего логова ходил к Прузыне, и мы решили: коли так, то дела его не вовсе плохи.

Только напрасно мы понадеялись. Потом об этом очень жалели. Однажды на заре, приведя коней из ночного, мы пошли тропкой близ Донькиного гумна. Решили проведать его. А пришли — остолбенели. Донька лежал молча, белый-белый, но с какой-то будто бы лукавой усмешкой на губах.

— Даниэль! — позвали мы, думая, что он спит.

Никакого ответа.

— Донька! — осмелились мы крикнуть громче.

То же молчание.

Мы взяли его за руку, которая держала карандаш. Рука была холодная. Рядом лежала бумажка с недописанными строчками. Мы прочитали:

По лугу, по лесу
Буду ходить,
Зелье такое буду искать,
Чтоб всех спасать.
Восхвалять будете
Веле…

И на этом конец. Видно, не успел дописать: «Вы Даниэля…» — как смерть пришла.

Мы склонили головы. Нам было очень жалко спутника наших детских лет, выдумщика разных забав, который хотел спасти всех людей, но не спасся и сам.

На похоронах Доньки было мало народу. Отчим хотел похоронить его по-христиански, но и поп, ксендз отказались, так как не знали, какой он последнее время держался веры. А поп, видно, не простил Доньке и той снежной скульптуры.


Еще от автора Пётр Устинович Бровка
Когда сливаются реки

Роман «Когда сливаются реки» (1957; Литературная премия имени Я. Коласа, 1957) посвящен строительству ГЭС на границе трёх республик, дружбе белорусов, литовцев и латышей.


Рекомендуем почитать
Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.