Вместе с комиссаром - [33]

В ту встречу Михаил Исаковский познакомился с Янкой Купалой и Якубом Коласом, и они стали друзьями на всю жизнь. С той поры он много и, пожалуй, лучше многих переводил наших народных поэтов. Это ему удавалось потому, что и сам он был весьма родствен им по творческой сути, да и потому, что отлично знал белорусский язык. Исаковский говорил, что с детства и в юности слышал белорусскую речь и на рынке Смоленска, куда приезжали крестьяне-белорусы, и на улицах города.

Янка Купала и Якуб Колас дорожили дружбой с Михаилом Васильевичем. Они всегда радовались, когда их стихи появлялись в переводах талантливого русского поэта. Исаковскому признательны и благодарны были наши классики, да и поныне — вся наша белорусская поэзия. Он вдохновенно перевел многих.

Известная поэма Аркадия Кулешова «Знамя бригады» получила широкую дорогу не только благодаря достоинству оригинала, но и благодаря замечательному переводу М. Исаковского.

Михаил Исаковский работал неторопливо, но упорно и много, до скрупулезности точно относясь к каждой находке переводимого поэта. А работать ему было нелегко: мешала врожденная сильная близорукость. Максим Горький, узнав о тяжелом недуге поэта, прислал ему из Италии очки. Они, конечно, помогли поэту, но близорукость, прогрессировавшая всю жизнь, тяготила его. Вот несколько строк из писем ко мне:

«…Прости за столь «размашистое» и «крупнокалиберное» письмо — так я пишу сейчас, когда приходится писать от руки (иначе не вижу букв — если они мелки)». И в другом месте: «Я все вожусь со своими биографическими записками. Начал писать, а сейчас и сам не рад: очень трудно все это мне дается — ведь я пишу почти не видя того, что пишу».

Вот так нелегко было писать Михаилу Васильевичу свою замечательную повесть «На Ельнинской земле», которую с большим интересом встретили читатели. Примечательно, что недуг не наложил печати уныния на содержание повести, она правдиво отражает бурную, полную энтузиазма юношескую жизнь поэта и сельского активиста, она светла и оптимистична.

В тридцатых годах Михаил Исаковский по приглашению Союза писателей СССР переехал в Москву. Поэту хотелось быть в центре литературной жизни, да и слабое здоровье требовало постоянного наблюдения врачей.

В моей дружбе с Михаилом Васильевичем было столько уважения и даже почитания, что я никак не мог осмелиться называть его на «ты», пока он сам не настоял на этом.

«Я только не совсем понимаю, — писал он мне в ответ на мое письмо, — почему ты, обращаясь ко мне, называешь меня на «вы» и пишешь в возвышенном тоне. Ведь мы же друзья и можем говорить друг с другом проще обо всем, что только потребуется. Мне кажется, что это так».

Трудно перечислить все, что Михаил Васильевич сделал для меня. Переводил стихи и поэму «Леса Наддвинские», написал предисловие к моему двухтомнику, изданному в Гослитиздате на русском языке, постоянно помогал советами. Но самым главным, конечно, было непосредственное общение с поэтом. Мы много говорили с ним о советской многонациональной поэзии, к которой Михаил Васильевич относился заботливо, любовно и вместе с тем очень требовательно. Для нас, белорусских поэтов, было большой радостью, когда Михаил Васильевич брался за перевод наших произведений. За выдающийся вклад большого русского поэта в дело популяризации белорусской литературы правительство Советской Белоруссии присвоило М. В. Исаковскому звание заслуженного деятеля культуры БССР. Помню, Михаил Васильевич не смог из-за болезни приехать в Минск, чтобы получить грамоту и Почетный знак. Президиум Верховного Совета БССР поручил эту приятную миссию мне. Я написал Михаилу Васильевичу о своем приезде. И в ответ получил его письмо:

«Я буду очень рад получить белорусскую медаль и буду с удовольствием носить ее, если она приспособлена для этого. А если для носки не годится, то лежать ей на моем письменном столе — на самом видном месте. Я говорю это не в шутку. Мне действительно приятно то звание, которое присвоила мне Белоруссия — страна совсем-совсем родная, как и Россия».

Я уже говорил, что был Михаил Васильевич скромен необыкновенно. В жизни он, казалось, только и думал о том, чтобы не сделать кому-либо неприятное, не потревожить кого-либо своей просьбой. Помню, с каким трудом он мне признался, что хочет попросить об одном одолжении. А дело было вот в чем. Его легковая машина порядком поизносилась, требовались кое-какие части для ремонта, в частности крылья. В Москве он и не ведал, к кому обратиться. Узнав о его нужде, я с готовностью взялся помочь ему, уверенный в том, что белорусские хозяйственники не откажутся помочь Исаковскому. Так и получилось. Белорусские снабженцы послали поэту и необходимые для машины крылья, и еще кое-какие части. А Михаил Васильевич не замедлил прислать письмо с благодарностью. Подписал он его так: «Окрыленный Исаковский». Как это верно и поэтично!

А вообще Михаил Васильевич был весьма щепетилен, даже в мелочах. Антонина Ивановна, его жена, рассказывала мне об одном случае. Как-то пошел Михаил Васильевич на почту получить книги наложенным платежом и вдруг при получении растерялся. Ему не хватало для оплаты одной копейки. Почтовики предлагали ему взять посылку, а копейку отдать потом, но он ни за что не согласился. И хотя туда и обратно предстояло пройти не меньше трех километров, а при его здоровье это было нелегко, он все-таки сходил домой, и когда необходимая копейка была вручена, взял посылку…