Вместе с Джанис - [25]
— Ты не жалеешь, что трахнула меня сегодня ночью, солнышко?
— Нет, что ты, — поспешила прервать её я, удивлённая таким поворотом. — Конечно нет. А ты?
81
— Нет, конечно. Мне очень понравилось. Мне было хорошо с тобой.
— Зачем же ты тогда спрашиваешь?
Она, видно, колебалась, зависнув где–то между слабой улыбкой и ещё чем–то, что я никогда не смогла бы описать. Затем, притянув меня к себе, накрыла мне грудь своей ладонью и прошептала:
— Я лишь хотела удостовериться, солнышко. Просто хотела удостовериться.
10
82
Уже в Сан–Франциско несколькими днями позже меня стали преследовать вопросы о нас с Жени. Что за причины, сделавшие её такой? Что за одержимость к физической реализации мною, как женщиной? И что толкнуло меня, влюблённую в другую (и к тому же безнадёжно безумно влюблённую в другого) поступить так как я поступила? Что меня так тянет к Джанис? Возможно, исчерпывающего ответа нет. Но что–то общее, чувствовала я, было между нами, в том жизненном опыте, в том окружении, в каком росли мы обе, и это ли общее сблизило нас в тот вечер в гостинице Челси? Это проверить не трудно. Нет ничего в мире более естественного промелькнувшего в сердце реактивным самолётом мимо открытого окна воспоминания и холода уходящей зимы деревенских просторов, проникающего в твоё тело отовсюду.
Раз речь пошла о моей жизни, надо сказать, что мы с Джанис разные, такие же разные как обрывистый тихоокеанский берег Биг–Сюра и болотистая дельта Миссисипи. Только две травмы омрачили моё детство. Первая связана с моим самым ранним воспоминанием. Мне было три, может быть, четыре. Помню слёзы матери на нашей кухне. Нам пришлось переехать из нашего милого дома в одном из самых уютных районов Ковингтона, штата Луизианы, в обветшалое строение со множеством соседей. Мой отец был и есть — игрок. Думаю, мы из–за него потеряли наш дом. Думаю, проиграл в карты. Переезд не мог не отразиться и на мне, но последовали пять лет солнечной беззаботной детской жизни под южным солнцем прежде, чем я испытала новое потрясение.
83
Я была всего лишь ребёнком, и мои родители обращались со мной как с принцессой. Они поженились, когда ему было уже к сорока, а ей только исполнилось двадцать, и я была очень привязана к своей матери, а его я воспринимала скорее любящим дедушкой. Ну что ж, расту без отца. Так думала я и выросла в обаятельного, симпатичного подростка, невероятно популярного в нашей школе. Эту свою популярность я уже осознала к концу шестого класса, меня тогда выбрали королевой майского карнавала, что для подростка в этом тихом, сонном южном городке равносильно быть избранным в Президенты, а мне было лет одиннадцать–двенадцать, и прошло уже два года с того времени, когда в трёх кварталах от моего дома меня изнасиловал один громила: рубашка–ковбойка, джинсы и высокие охотничьи сапоги.
Я играла со своими школьными подругами на пустыре — тогда он казался мне настоящим лесом. Заросшее высоким кустарником место. Мы собирали ветки, обломки досок, опавшие листья и строили из всего этого замки, крепостные стены и секретные убежища. До того дня, для меня «наш лес» был наполнен бесконечными играми в бесстрашных копов, безжалостных разбойников, кровожадных индейцев и ловких ковбоев, невинными играми с воображаемыми стрелами луками, ружьями и пистолетами. Было время ужинать и всех остальных детей разобрали по домам. Не помню почему, но я задержалась, то ли замечталась, то ли просто присела отдохнуть.
84
Сгущались сумерки. Мужчина вынырнул из ниоткуда. Он был невероятно громаден, но он был белый, и я не испытала страха, сначала, пока он не приблизился ко мне почти вплотную, и я не увидела необычный блеск в его глазах. Я побежала. Но он тут же меня поймал и заломил мне руку за спину. Меня охватил такой ужас, что я даже не закричала. Одним рывком он расстегнул блузку и сдёрнул с меня, затем так же быстро он расправился с моим ремнём, джинсами и трусиками. Одним движением руки он повалил меня на землю, развёл мне ноги и, удерживая их так ладонью, свободной рукой расстегнул молнию и высвободил своего джека на свободу. Несмотря на то, что я оцепенела от ужаса и страха, что кто–то может нас увидеть, меня поразила его величина, я в жизни до сих пор никогда подобного не видела.
Пять минут прошло в попытках пропихнуть всю его длину в меня. Мне казалось, он весь во мне. Но это не так. Я была ещё совсем неразвита. И я до сих пор не знаю, кончил ли он тогда или нет, поскольку после его диких дёрганий, причинивших мне только боль, он вдруг вскочил и убежал, оставив меня лежать там, рыдающую.
Меня трясло. Между ног было сыро и всё горело. Я наклонилась посмотреть, шла кровь. Собравшись с силами, подобрав одежду, я побежала домой и постаралась незаметно проскользнуть через заднюю дверь в ванную, чтобы только не увидели родители.
— Пора ужинать, — услышала я.
— Сейчас! — крикнула я, вытирая слёзы платком. В зеркале на меня смотрел тот мужчина. Ничего не чувствовала, кроме горящего своего тела и стыда.
— Родная, что случилось? — спросил отец, когда я присоединилась ко всем на ужин.
— Ничего, — произнесла я и быстро добавила, — Джек толкнул меня, когда мы играли. Вот и всё.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.