Властители Индийского океана. Становление морских связей между Европой и Азией - [30]

А тем временем события, оказавшие решающее влияние на будущее европейцев на Востоке, происходили на побережье Индостана. Албукерки о них в то время не знал, хотя именно из-за них какой-то период находился в смертельно опасном положении. Они явились результатом опасности, которую он предвидел с самого начала, а именно раздражения Ближнего и Среднего Востока вторжением португальцев в Индийский океан. Главным из недовольных был могущественный султан Египта, который поддерживал постоянную связь по этому поводу с мусульманским правителем в Камбея в Гуджарате, что на северо-западе Индии, еще одним яростным противником португальцев и компетентным правителем. Чтобы изгнать европейцев с Востока, египетский султан построил в Суэце специальный флот военных галер по образцам самых лучших военных кораблей во флотах средиземно-морских стран. Для постройки был использован особый дуб из Далмации, вооружены галеры были бронзовыми пушками, равными тем, что использовали португальцы, а их команды были превосходно обученными. Этот флот султан Египта отправил в сезон летних муссонов 1508 года под командованием эмира Хуссейна в порт Диу в Гуджарате с приказом соединиться с местной флотилией, которой командовал Меликаз[9]. Объединенный флот должен был дождаться в Диу окончания сезона летних муссонов и затем следовать на юг и помочь саморину Каликута положить конец европейскому присутствию в Индии. Саморин атакует пришельцев на суше, а галеры обстреляют с моря, а потом на легких судах флотилии Гуджарата высадят на берег воинов, которые положат конец любому сопротивлению. Ожидая зимних муссонов, они поступили правильно, и тому было три причины. Во-первых, военно-морские операции в это время облегчались благоприятной погодой, во-вторых, ежегодное отплытие португальских кораблей в Лиссабон обычно происходило осенью, и побережье оставалось незащищенным с моря. В-третьих, во время зимних муссонов португальцы не могли получить подкрепление. Арабы сумели весьма успешно скрыть свои планы от португальцев, которые, судя по всему, не знали о подходе столь значительного флота. С первого плавания Васко да Гама прошло уже десять лет, но португальские поселения на Индостане все еще были весьма малочисленными и располагались только на Малабарском берегу с центром в Кочине. Ими правил Франсишку Алмейда, первый вице-король, личность которого оказала сильное влияние на развитие событий в период его пребывания в должности и заслуживает более пристального внимания. Алмейда был человеком, обладавшим большой силой воли и чувством долга. Но его взгляды на политику своей страны на Востоке сегодня назвали бы экстремизмом школы синего моря[10]. Он не думал о территориальной экспансии, но постоянно старался стимулировать и защищать морскую торговлю. Алмейде не хватало гения и идеализма Албукерки, однако он прекрасно понимал слабости своих соотечественников и опасался, что содержание колониальной империи поглотит львиную долю доходов, став бременем, а не преимуществом. Так и случилось веком позже из-за расточительства и нечестности португальской колониальной администрации. Влияние такой позиции можно проследить во всех действиях Алмейды. Он и не думал следовать за португальскими кораблями, крейсировавшими в прибрежных водах Индостана, на Цейлон (о. Шри-Ланка), хотя мог занять большую часть этого острова почти без усилий. К планам Албукерки он относился с холодной сдержанностью и не одобрил проект португальской цитадели на Ормузе. Опыт в должности вице-короля упрочил эти взгляды, и Алмейда соглашался предпринимать какие-либо действия на суше, только если они оказывали непосредственное влияние на морскую стратегию. В итоге он добавил к территории своей страны только арабские порты Килва и Момбаса, расположенные на восточном побережье Африки, захваченные во время морского перехода в Индию. Но даже здесь Алмейда действовал строго по инструкции. Эти центры мусульманского противостояния экспансии европейцев были расположены так близко к морским путям между Европой и Азией, там, где они тянутся вдоль африканского побережья, что являлись постоянной угрозой для португальских судов, которую король Мануэл посчитал необходимым устранить. Их захват заложил фундамент португальской колонии в Мозамбике. Эти территории стали одними из самых ранних европейских приобретений, омываемых Индийским океаном. По необъяснимому капризу судьбы человек, имеющий такие, как у Алмейды, взгляды на колониальную политику, стал инструментом захвата новых территорий. Но поскольку это были первые постоянные аннексии мусульманской территории христианскими силами, их оккупацию можно в какой-то мере считать возмездием за мусульманские завоевания христианских территорий в Юго-Восточной Европе и Средиземноморье.

Но если Алмейда противился любым кампаниям на суше, ни один командующий не мог проявить больше энтузиазма в деле установления господства Португалии на море, нежели он. В ранних кампаниях в Марокко Алмейда был сухопутным военачальником, однако, когда судьба связала его с морем, он принял это решение с пылким энтузиазмом, и, хотя «адмиралом Индии» официально считался его сын Лоуренсу, Франсишку Алмейда проводил в море не меньше времени, чем на суше. В конце концов, он оставил след в португальской истории не как государственный деятель, а как морской командир, который вместе с сыном положил конец серьезной угрозе для португальского господства в Индийском океане на ранней стадии установления контактов между Европой и Востоком. К счастью для Португалии, одним из его первых деяний стало получение санкции короля на постоянное базирование небольших групп кораблей на Малабарском берегу, чтобы поселения не оставались без защиты по полгода при использовании всех судов для грузоперевозок. Эти силы постоянно крейсировали в море, подавляя арабскую торговлю, под командованием Лоуренсу Алмейды, который стал грозой купцов Мекки, будучи еще совсем молодым человеком. Во время плавания в Красном море в поисках арабских судов, совершающих трансокеанские переходы из Адена в Малакку, Лоуренсу Алмейда стал первым европейцем, посетившим Цейлон, где его приняли весьма дружелюбно.