Властители душ - [79]

А потом, здесь еще триста воинов из города пророка. Если ты спросишь, герои ли они, то получишь в ответ: «Нет! Как же иначе они могли бы подняться по приказу посланника Бога и захотеть принять участие в священной войне?»

Ты спрашиваешь, верующие мусульмане ли они, тебе скажут: «Нет! Потому что они не следуют заповедям пророка, они не делают подаяний, они не молятся, не постятся…»

Кто же они тогда? Пророк, обращаясь к ним, называет их вежливо: «Вы, храбрые воины Ятриба!» — и запрещает обращаться к ним по имени, которое передают беженцы и их товарищи из уст в уста: мунафикун, притворщики!

— Прогони их! — требует Омар неистово. — Прогони их! Разве ты не видишь, чего они хотят? Они принесли с собой намного больше мяса и сыра, чем мы, и все-таки еще ничем не поделились с нами. С ними Убайи, толстый, богатый Убайи, который насмехался над тобой. Он хочет заполучить оружие Абу Софиана, ничего больше…

— Я знаю, — отвечает пророк. Он сидит в своей хижине из зеленых веток, которые уже начали вянуть и которые пахнут нежно, как сухая пустынная трава, — Тот, кто зажигает священное пламя, не должен препятствовать, чтобы около него отогрелись и пальцы тех, кто не делает ничего, чтобы его поддерживать и следовать за ним. Оставь в покое мунафикунов…

— Ты полководец, — говорит Омар с недовольством, — ты приказываешь. Я бы распорядился иначе.

Ты полководец! Аллах — вот высшая мудрость: все, что он совершает, преднамерено и предписано в золотой книге небес. Он ведет, и мы следуем, мы думаем, что действуем, но все же действует он один. Как бы иначе Мухаммед эль Хашим мог быть назван полководцем?

Посланец Бога отодвигает шелковый занавес на дверях своей хижины; кажется, что он делает это только, чтобы закончить разговор с недовольным Омаром. На самом деле — для того чтобы никто по его лицу не смог узнать о страхе, который он чувствует.

Теперь, оставшись один в полутьме хижины, он отваживается дать волю сомнениям. Куда, о Бог, катится колесо нашей судьбы? Что ты повелел, еще? Ведаю ли я, что творю? Творю ли я правое дело? Когда ты ниспослал мне познание твоего могущества, хотел ли ты, чтобы я защищал его мечом?

Он слышит, как один из охранников, несущих вахту на улице, говорит другому: «Не входи! Пророк беседует с ангелом!»

Нет, не ангел тот, кто посещает его — трусливый низкий стыд, крепко удерживающий его в палатке. Он не воин, не герой, он страшится борьбы… Не сказал ли ему сам Бог: «Мир лучше ссоры. И то, что вы терпите, священно для вас!»

Если бы мы были сильные, тогда могли бы терпеть, но так как мы слабые, должны бороться! Эти слова проскальзывают в его мыслях, он не знает, слышал ли он их раньше, или же ему нашептал их дух. Они успокаивают и утешают, он произносит их громко про себя, радуясь ритму стиха так же, как и смыслу. Нет, мы еще недостаточно сильны, чтобы терпеть! Мы так слабы, что должны бороться, чтобы укрепить наш дух по воле твоей… Бороться, чтобы умножить наши ряды! Бороться, чтобы жить! И твои ангелы помогут нам… Возможно, если однажды будет одержана победа, один или другой покинут ряды воинов и станут страдальцами. И исполнится, о великий Боже, твое великое слово: борьба — хорошо, но покорность все же выше, Господь, по воле твоей.

Слава Аллаху, который разрешает все сомнения и провозглашает нам: не меряйте земными мерками то, что должно быть измерено и взвешено на небе. Мы нападем на зимний караван из Мекки, но это будет не разбойничий набег. А первый поход новой веры!

Двояко то, что придает стоимость событию в этом мире: наше желание зависит от нас. А исход зависит от воли Бога…

— Эй, Мухаммед! Мухаммед! Караван!

— Идет! Идет!

— Он здесь! Эй, Мухаммед!

— Тысяча верблюдов! Больше тысячи!

— Тяжело нагружены!

— Абу Софиан и пятьдесят вооруженных!

— Больше пятидесяти! Эй, Мухаммед!

— Караван! Эй, Мухаммед!

— Твои приказы, посланник Бога, твои приказы!

— У них есть лошади, у людей Абу Софиана есть лошади! Мы их отберем!

— Верблюды нагружены! Тысяча груженых верблюдов!

— Аллах велик! Аллах всемогущ! Какая добыча!

Мухаммед слышит это из-за занавеса своей хижины. Он встал, собираясь выйти; сквозь ветви он видит возбуждение, охватившее весь лагерь. Теперь они бросаются к оружию, теперь разгорается драка из-за скаковых верблюдов… Ибн Яхш уже сидит в седле своей лошади и обнаженным мечом защищает седло второй. «Это для Омара! — кричит он. — Омар эль’Ади! Сюда, Омар! Скорее!»

Мунафикуны кричат громче всех, но и быстрей всех приходят к порядку. Здесь почти у каждого есть свое животное, здесь всем хватает оружия. «Хорошо, что они здесь, притворщики», — думает Мухаммед невольно и бросает обеспокоенный взгляд на страстно возбужденную маленькую кучку приверженцев.

Абу Бекр вытащил из толпы своего длинноногого верблюда. «Где караван? — кричит он. — Где? Уже близ Бедра? Где?»

— За Бедром! Далеко за Бедром! По ту сторону дюн!

Возбуждение чуть-чуть утихает. Еще так далеко! Еще достаточно времени, чтобы наполнить сосуды, съесть пару пригоршней фиников… Ему больше не уйти от нас. После первых слов караульных думали, что в следующую же секунду увидят тысячу верблюдов между хижинами и Бедром!