Власть - [50]
Толстые листья агавы вдруг задрожали от крика, который вырвался у старика:
— Но это же моя собственность! Только я, только я имею право… — Вдруг он замолчал. Глаза его налились кровью. Он бросил на Дрэгана полный ненависти взгляд: — У вас нет на это права!
— О праве мы еще поговорим, а пока ваши склады блокированы.
Дрэган сделал знак своим товарищам следовать за ним, но в этот момент в помещении, уставленном причудливо изогнутыми кактусами, произошла еще одна удивительная метаморфоза.
Старик протянул свою тощую, как у скелета, руку, увешанную перстнями, и заговорил вдруг точно так же, как в первые минуты встречи:
— Хорошо, завтра утром вы будете иметь все, что хотите. До свидания!
Он запахнул свой плед вокруг шеи. «Пират» с маленькими глазками открыл им дверь в темную аллею, по бокам которой стояли каменные изваяния собак. Дрэган услышал, как позади них большие часы пробили еще четверть часа. «И почему, черт возьми, так быстро летит время?!» — мелькнуло у него в голове. Ему уже больше не хотелось раздумывать над тем, чего он добился.
Людей скопилось еще больше, чем было в тот момент, когда они вошли в дом Танашоки.
Дрэган приближался медленным шагом. Он старался охватить взглядом собравшихся. От волнения у него перехватило дыхание. Он попытался взять себя в руки. Примарь обязан быть по-мужски стойким, несентиментальным. И Дрэган как можно спокойнее объявил:
— Завтра будет продовольствие по нормальным ценам. Уволенные будут вновь приняты на работу.
Люди подхватили его и понесли на руках. Все кричали от радости. Опомнившись, Дрэган стал умолять их:
— Люди добрые, у нас нет времени для демонстрации. У нас есть дела, много дел… Прошу вас… Теперь нам надо идти в примэрию, а вам домой…
И люди поняли, поняли сразу же. Они опустили Дрэгана на землю и виновато посмотрели на него, как бы извиняясь за свое детское проявление радости. Многие, кто нес его, молча протягивали ему руки. Это было теплое братское пожатие.
Сквозь расходившуюся толпу к нему пробрались две фигурки, казавшиеся необыкновенно тоненькими в ночной темноте.
— Что вы здесь делаете? — спросил он их, слегка насупившись.
— Мы ждали вас, ведь Танашока хотел убить вас… — ответила девушка.
— Откуда вы узнали?
— Все знали, поэтому и собрался народ.
— И она знала? — спросил Дрэган, стараясь избежать взгляда другой, пожилой женщины.
— Конечно знала, — с оттенком покровительства проговорила девушка. — Моя сестра — самый близкий мне человек.
— И когда вы сюда пришли?
— Когда стала собираться толпа.
Он попытался мысленно угадать момент их прихода. Вероятно, это произошло тогда, когда он почувствовал движение людей Танашоки за толстыми листьями растений.
Девушка смотрела на него мягко и тепло, будто лаская его взглядом. И Дрэган вдруг почувствовал себя оробевшим. Он бросил короткий взгляд из-под бровей на пожилую женщину, но не смог удержаться, чтобы не сказать:
— Я сегодня вас видел, побежал за вами, но потерял из виду.
— И я тебя видела. Как раз когда начали стрелять.
— Ты убежала.
— Да.
— Не надо было. Не могут они в меня попасть. Надо было постоять, и мы увиделись бы.
— Вот мы и встретились теперь. Мы специально пришли.
В этот момент заговорила пожилая женщина. Этот голос он после суда больше не слышал.
— Мы тебя искали, у нас к тебе дело.
— Какое дело?
— Есть… — И она сделала жест, как бы говоря, что тут не место вести о нем разговор.
— Тогда приходите в примэрию, — сказал Дрэган.
— Обязательно приду, — ответила девушка. Она хотела сказать ему еще что-то, но сестра потянула ее за собой, повторяя своими сморщенными губами:
— Ну пошли, пошли…
Девушка опять хотела что-то сказать. Да и Дрэгану было что сообщить ей, но между ними встала старшая сестра, постоянно повторявшая:
— Ну пошли, пошли, пошли…
Идя к примэрии, Дрэган буквально купался во взгляде ее больших лучистых глаз, которые околдовывали его своею кротостью и мягкостью.
Когда Дрэган вошел в кабинет примаря, находившийся там Тебейкэ уже беседовал с каким-то толстеньким господином, фигура которого показалась Дрэгану знакомой, хотя он никак не мог припомнить, где видел этого человека.
— Господин уездный префект, — представил ему Тебейкэ незнакомца. Потом, хитро улыбнувшись, продолжал: — Наш господин примарь.
Теперь Дрэган узнал топорщившиеся брови префекта и понял, почему он никак не мог припомнить, где видел его. Префект, кадровый полковник, теперь был одет в гражданский костюм нежно-голубого цвета в полоску.
— Что, и его привели? — удивленно спросил Дрэган, опасаясь, как бы Тебейкэ не натворил какой-нибудь глупости.
— Что вы, господин Дрэган! — взял его за руку префект. — я пришел по собственной инициативе. Пришел вас поздравить.
— Спасибо! — пробурчал грузчик.
— Я очень обрадовался, господин Дрэган, узнав, что вы стали примарем. Само собой разумеется, мне хотелось бы… сотрудничать с вами самым плодотворным образом… Вы как примарь, я как префект. Уверен, что у нас дело пойдет хорошо.
— Как сказать… — неопределенно проговорил Дрэган.
— Вы что-то сказали? — спросил префект.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.