Владимир Шаров: По ту сторону истории - [194]

Как уже отмечалось, в связи с историей рода для Шарова центральное значение имеет идея наследования, продолжения дела предков. Для него самого было важно чувство принадлежности к семье, в которой и отец, и мать – писатели. Несомненно, на персональном уровне существовала особая эмоциональная связь между Владимиром Шаровым и его отцом, Александром Шаровым. Написать об отце, не забыть его, продолжить его дело – одна из сквозных тем Шарова-сына. В раннем эссе «Семейная революция», включенном в «След в след», он писал о том, что вынуждать людей отказываться от своего рода и родных и доносить на них есть одно из кардинальных преступлений сталинизма (СВС 211). Писать о русской истории, русской революции и Большом Терроре для Шарова – это еще и семейный долг, который он не может переложить на кого-то другого:

Я родился в семье, которая была тесно связана с революцией, с немалым рвением ее делала, а поскольку революция всегда и везде пожирает своих детей, от нее же и погибла. Бабка с одной стороны и дед с другой были расстреляны. Еще один дед умер в тюрьме, а единственная бабушка, которую я знал, пять лет отсидела в лагере для жен изменников родины (ПО 198).

Тема продолжения дела отцов играет сюжетообразующую роль в «Возвращении в Египет», где Николай Гоголь-младший работает над завершением книги, недописанной его знаменитым предком. В «Царстве Агамемнона» на главного героя возложена задача подготовить к печати сочинения покойного Николая Жестовского и стать тем самым его духовным наследником, а финансирует это предприятие внук Жестовского, скрывающийся под другой фамилией.

В связи с темой наследования возникает и вопрос о том, кто является «законными наследниками», а кто «самозванцами».

С темой семьи у Шарова связаны образы кладбища. В «Воскрешении Лазаря» главный герой, вдохновленный идеями Федорова о воскрешении умерших, поселился на кладбище и посвятил свою жизнь кропотливому собиранию подробностей о жизни отца. Кладбище – пограничная область между миром живых и миром мертвых; у Шарова это место, где сохраняется память и где можно вступить в контакт с умершими близкими. Героям Шарова важно знать, в каком месте похоронены родители. Одна из героинь романа «След в след» ходит на кладбище, чтобы разговаривать с покойным мужем, и это не только поддерживает ее эмоционально, но иной раз помогает решать жизненные проблемы. Поэтому разрушение кладбищ нарушает связь между поколениями. Могилы предков оказываются важной частью семейной истории и «топографии времени», напоминают о связи поколений700. Также они дают силу противостоять государству и давлению властей.

Шаров сравнивает жизнь рода с жизнью дерева. Когда люди долго живут на одном месте, они, как деревья, пускают корни, и для Шарова это естественное и положительное явление, поэтому когда власти борются с ним путем массовых переселений, нарушается естественный ход вещей. Тут действует и обратная связь: деревья, даже просто бревна являются носителями памяти. В «Репетициях» профессор-историк Суворин в своих археографических экспедициях по заброшенным деревням неизменно выказывал уважение к душе дерева.

Еще в первую поездку меня поразил ритуал, который Суворин неукоснительно соблюдал в этих пустых, мертвых деревнях с давно заросшими кустарником лугами, с осевшими, почти под крышу спрятанными в бурьяне избами. Перед тем, как зайти в дом, он минуту, словно собаку, гладил дерево, ласкал, приручал его и входил, только почувствовав, что он принят и признан, что его не боятся (Р 38–39).

Годичные кольца в стволе дерева своей формой напоминают людям о цикличности календарного времени, а рост дерева вверх похож на направленное движение времени в будущее. Может быть, поэтому дерево представляется Шарову подходящим материалом для визуального изображения человеческой истории. Одно из немногих у Шарова описаний архитектуры и архитектурных деталей касается резного дерева. Деревянными колоннами с резьбой, изображающей всю историю человеческого рода, ссыльный художник, оказавшийся на поселении в Средней Азии, собирался украсить здание горсовета в столице Каракалпакии Нукусе. Художник успел закончить только две колонны: «На левой из фасадных колонн предполагалось вырезать историю Великой французской революции, на правой – нашу Октябрьскую» (ВЕ 177).

Датировка и хронология

В романах Шарова широко использован прием «рассказа в рассказе». Рамочное повествование отражает интерес автора к многообразию человеческих судеб и позволяет на короткое время вводить новых персонажей, расширяя круг действующих лиц. В сочетании с тем, что в романах, как правило, разворачивается несколько повествовательных линий-блоков, такая композиция поддерживает впечатление «многонаселенности». Многочисленные мини-истории в совокупности создают коллективный портрет эпохи.

Вступительная «рамка» романов всегда написана от первого лица. Чаще всего они начинаются с того, что автор-рассказчик представляет читателю группу письменных или устных свидетельств: это может быть или коробка документов, или встреча с персонажем, который рассказывает свою историю. Читатель оказывается отделенным от источника информации как минимум двумя посредниками. В «Старой девочке» этот прием функционирует иначе. Повествование прямо начинается с рассказа в третьем лице о жизни Веры, а рамочная конструкция дает о себе знать в финале, в редуцированном виде. Автор-повествователь появляется в самом конце книги, когда она постепенно превращается в маленькую девочку, – как Верин товарищ по детским играм. Он выступает в роли очевидца последних лет ее жизни и последнего поклонника Веры (или веры), а Верина дочь (которую он раньше считал ее теткой) рассказывает ему всю историю.