Ещё одна ночь проходит без снов.
Заказ на полуденницу он выполняет вовремя, даже раньше. Кружит вокруг неё, накладывает знаки и зубы сжимает от призрачного холода этой твари. Пронзает серебряным мечом эфемерное тело, морщится от страшного предсмертного воя и думает: Плотва всё ещё хромает.
Думает: всё же нужно заглянуть в Оксенфурт.
По пути в город лошадь спотыкается и грузно падает на передние ноги. Седельные сумки валятся на дорогу.
…он опускает взгляд на свои блестящие в полумраке перстни и криво усмехается, когда Геральт, мягко ступая по деревянному полу, входит в комнату.
Сегодня он не придвинул второе кресло к камину. Возможно, никого не ждал, а возможно, в прошлый раз от него едва ушёл гость, чьё место сразу же занял Геральт. Сегодня Ольгерд даже не за столом — сидит на брошенной на пол шкуре, вытянув ноги практически до каминной решетки. В руке у него книга, а огненные отблески собираются в рубинах на узких пальцах, бросая на иссеченную грудь красные блики, будто мишени для арбалетных болтов. Есть в нём что-то неуловимо гипнотическое, что-то, от чего хочется задержать дыхание и смотреть, не отрываясь. Как на поток воды или на закатывающееся в облака солнце. Ольгерд похож на закат. Безразличный и обезумевший от усталости закат — вот-вот превратится в холодную ночь, что живёт в его тёмно-синих глазах.
Смотреть на него… спокойно. Геральт поражается, осознавая это.
— Какая же ты печальная история, — улыбается Ольгерд. — О страннике из Ривии, которому не с кем коротать зимние вечера.
— Опрометчиво не запирать дверь в такое время, — говорит Геральт в ответ, отводя глаза и осматривая просторную комнату, будто впервые.
— Полагаю, ты по делу.
За окнами холодная ночь, а здесь тепло. Огонь с треском поедает сухие поленья. Так же спокойно иногда бывало в Каер Морхене. Это были редкие вечера, когда Весемир позволял всем собраться вместе и отдыхать за книгой или игрой, не заучивая учения и трактаты. Цитаты из старых книг до сих пор крутятся в голове, и не выжжешь их оттуда огнём, не вымоешь алкоголем.
Это помещение похоже на спальню Ирис. Возможно, ему просто кажется — дом сам по себе небольшой, до недавних пор стоял брошенным в лесах за поместьем Вегельбудов. Непривычно, должно быть, дворянину жить в таком доме, после громких гулянок и десятка сожженных да разгормленных Кабанами поместий. Но Ольгерд, судя по всему, справляется.
Выглядит довольным, расслабленным и уставшим. Ничуть не иначе того дня, когда они увиделись впервые.
Геральт делает ещё несколько шагов, останавливается у бурой шкуры. Кожаные носки сапог касаются густого меха. На них всё ещё остались капли дождя и комья земли. На Скеллиге наверняка заметает, а Новиград вернулся к привычным ледяным грозам и ливням. Ольгерд тоже смотрит на сапоги Геральта, закрывает книгу, закладывая страницу пальцем, и садится ровно, опираясь о колени локтями. Поднимает вопросительный взгляд к его лицу.
— Плотва сломала ногу недалеко от Оксенфурта. Я довел её до конюшен, но конюх сказал — без вариантов. Так случается, они… ломают ноги.
— Ты прикончил свою кобылу? — спрашивает фон Эверек.
— Угу, — мычит Геральт, не разжимая губ. Он не смотрит на Ольгерда, смотрит куда-то в сторону окна, по которому бьют реки небесной воды.
Они недолго молчат.
Затем Ольгерд протягивает руку к кувшину и выливает в кружку, стоящую около него на полу, остатки вина. Красного. Поднимает руку и протягивает Геральту.
— «Кастель Равелло». Говорят, вкуснейшее в мире.
Геральт не двигается. Лишь возвращается взглядом к освещённому огнём лицу. Оно будто воском вылито, особенно та его сторона, что исписана глубокими шрамами. Невольно думается: как можно было получить этот серп прямо на черепе? Неужели кто-то просто размахнулся и вогнал шашку в кость? Ольгерд расслабленно сидит, смотрит снизу вверх, щурится глазами, в которых — то ли заинтересованность, то ли — утомленное ожидание.
Геральт качает головой:
— Я пришёл не за выпивкой.
— Неужто действительно по делу? Какие могут быть совместные дела у разбойника в отставке и странствующего ведьмака?
— Мне нужен хороший конь.
Ольгерд внимательно слушает и медленно моргает, насмешливо приподняв брови.
— Думал, у тебя остались связи на торговых рынках.
— У меня? — улыбается он краем губ. — Здесь? Боюсь, ты обратился не к тому человеку, Геральт. Не сказать, что мне это не льстит…
— Ну, нет так нет, — коротко перебивает Геральт.
И думает: действительно, что ты несёшь? Какой проклятый бес заставлял тебя шагать пешком от самого Карстена — сюда по проливному дождю? Теперь вода стекает с тебя и срывается редкими каплями с дорожного плаща, как с ожившей в непогоду статуи. Бьётся о деревянный пол. Просачивается между плотно лежащими досками. Холера, ты полный идиот.
— Присядь, — говорит вдруг Ольгерд, кивая на шкуру около себя. — И возьми вино.
— Я не…
— Будь моим гостем, Геральт, и не выебывайся, коль пришёл.
Геральт несколько мгновений молчит. А затем поднимает руки и касается пальцами застёжки на мокром и грязном плаще.
Эти вечера необъяснимы.
Срать на вино, срать на потрескивающий камин, на отдалённую схожесть с далёкой юностью в Каэр Морхене. Не это тянет к заброшенному дому, словно чёрта на приманку. Глубоко вдохнуть не даёт другое: будто удавку на шею нацепили и — тянут, волокут. Всё равно: упирайся-не упирайся лапами в землю, ты уже попался. Будто сам не хотел, но дал себя поймать, явившись сюда впервые. Наверное, так же себя чувствует грифон, летящий на дух крушины. Инстинкты вопят, что сейчас твоё брюхо распорет ведьмачий меч, что дальше — опасно. Не лети дальше, не нужно… Но запах уже вонзил крюк в твоё нутро и волочет к себе, а зверь внутри исходит слюной и пеной, беснуется, рвётся ближе и ближе, пытаясь прогрызть клетку из рёбер, выворачивая себе башку.
