Ветер середины ноября - [3]

Хозяйка верная нормам и догматам современного человеческого общества, закрыла глаза и рассмеялась:

- Он был форменным ублюдком.

...

На следующий день, уложив свой нехитрый скарб в большой спортивный рюкзак и распрощавшись с квартирной хозяйкой, я отправилась в город. Взяла билет на ночной автобус до Симферополя, сдала рюкзак в камеру хранения на автовокзале и, прикупив у веселой разговорчивой торговки пару пирожков, поехала на дребезжащем маленьком трамвайчике к морю.

Тот же пляж, сияющая морская гладь, синее-синее южное небо с пятаком солнца по центру, тот же плоский валун, на котором расположилась шумная компания. Щуплый вертлявый брюнет близоруко прищурился в мою сторону, что-то сказал своим друзьям и, подпрыгивая на раскаленном песке, направился ко мне, видимо, с дипломатическим визитом.

- Девушка, добрый день! А день действительно добрый – я встретил вас!

От него еле уловимо пахло вином. На круглом, каком-то детском лице, заразительно играла улыбка – она пряталась в очаровательных ямочках, прыгала по губам, лучилась морщинками около глаз. Я невольно улыбнулась. Мальчишку это вдохновило:

- Позвольте представиться...

- Вы давно здесь отдыхаете? – перебила я его.

Он посмотрел на большие часы, болтающиеся на худом запястье:

- Ну, как сказать. Рассвет здесь встречали. Я – фотограф. Увековечиваю красоту. Если вы...

- Я предпочитаю живую натуру, а не искусственные глянцевые картинки, прошедшие не через одну ретушь.

Детское лицо фотографа обиженно вытянулось. Он сухо попрощался и попрыгал к своим. Глядя на его тощий зад, обтянутый темно-синей материей плавок, я окликнула:

- Эй, фотограф!

Он шустро развернулся и вопросительно поднял брови.

- Здесь был кто-нибудь, кроме вас?

Брюнет отрицательно помотал головой с такой силой, что его качнуло в сторону.

Я села на песок у самой кромки воды и стала смотреть на волны. Мысленно я просила у ленивого полуденного равнодушного ко всему на свете моря привести к этому берегу корабль с одним единственным пассажиром. Корабль, который заберет меня – одинокого уставшего Робинзона, отмечающего зарубками на коре дерева каждый день своего одиночества. Столбик неровных минусов. Грустная шкала, размечающая отрезок бесконечности на равные двадцатичетырехчасовые деления.

- И все-таки позвольте с вами не согласиться! – вертлявый фотограф сделал несколько кругов вокруг меня и плюхнулся рядом на песок. Я, не отрывая взгляда от гипнотизирующей водной глади, равнодушно поинтересовалась:

- Позвольте узнать – в чем именно?

- Вот! – его торжественный тон явно заслуживал какого-то внимания.

Я повернула голову – в руках фотографа была большая пачка цветных снимков. Я улыбнулась – мальчишка видимо решил, во что бы то ни стало, привить мне любовь к искусству фотографии. Он разволновался:

- Нет, вы посмотрите! Вы только посмотрите! Это, конечно, не шедевры, но все же есть очень удачные экземпляры. Вот, например. И вот. И этот. А здесь очень удачный ракурс.

Он принялся пихать мне в руки глянцевые карточки, сопровождая каждую комментариями и активной жестикуляцией. Пейзажи, лица, люди, города. Цветной калейдоскоп из маленьких кусочков чьих-то жизней. Высокий импозантный мужчина в маленьком уличном кафе... Задумчивые неприветливые горы... Чему-то удивляющийся малыш с огромным солнечным апельсином... И – у меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось так, что его удары колокольным набатом разнеслись по всему побережью – Лейла. В коротеньком белом платье на том самом проклятом валуне. И ветер – ее любимый бесшабашный флибустьер с золотой серьгой – небрежно перебирал ее длинные пряди, играл тонкой белоснежной материей, целовал обнаженные плечи и колени.

Фотограф непрестанно что-то бубнил мне в ухо. Я резко встала. Лежащие на коленях карточки разноцветным листопадом посыпались вниз. Маленькие кусочки чьих-то жизней. Брюнет чертыхнулся и бросился собирать разлетающиеся фотографии.

- Кто это? – спросила я чужим голосом.

Брюнет неприязненно покосился на меня и, стряхивая песок с фотографии, недовольно буркнул:

- Почем мне знать. Какая-то девица с пляжа. Я, знаете ли, фотограф, а не Казанова.

Девица с пляжа! От возмущения у меня запылали щеки – назвать «какой-то девицей с пляжа» женщину, в которой пересеклись все вселенные!

- А можно... можно я оставлю ее себе?

Фотограф потер переносицу и неуверенно пожал плечами:

- Ну... Почему нет... Не шедевр, конечно. Может лучше эту? Посмотрите – очень выразительная. И цвета все схвачены.

Смешной маленький фотограф! Все твои профессиональные навыки и знания – просто ноль в сравнении с тем, что знаю я. Ты не умеешь видеть. Не в схваченных цветах и выразительности дело. Ошибка твоя в том, что ты называешь богиню какой-то девицей, Эсмеральду – уличной бродяжкой, Ассоль – простодушной малолетней дурой.

- Ой, давайте я вам подпишу!!! – я слова сказать не успела, как он выхватил у меня фото и убийственно-синим фломастером размашисто вывел: «С теплом, на память» и подписью своей витиеватой все это дело закрепил. У меня от ненависти в глазах потемнело.

- Да что ж ты... - осеклась, споткнувшись о его детскую улыбку, и, скрипнув зубами, выдавила скупое спасибо.