Ветер и дождь - [17]

— Спасибо, тетя Орзу, — я не курю…

Все женщины со временем теряют свою красоту и привлекательность. Все женщины, достигнув определенного возраста, становятся тетями… Как странно все-таки, что я называю свою школьную подругу тетей. Тетя Орзу…

Санитар Резя вдруг проснулся и спросил:

— Я долго спал?

— Несколько минут, не больше.

— А мне кажется, что я проспал целую вечность. Мне даже приснился сон…

— Когда видишь сны, всегда кажется, что проспал долго. Что же тебе приснилось?

— Уже не помню… Хотя… Да, вспомнил… Мне приснилось, что я снова на войне. Только не на фронте, а где-то в тылу… На санитарном пункте перевязываю раненого… И удивительное дело — рана точно такая, как у товарища Цигэнуша — в колене…

— Сны часто сливаются с жизнью. Иногда трудно понять, где кончается сон и начинается действительность.

Резя меня не слушал. Он подошел к Цигэнушу и молча осмотрел его. Я тоже взглянул на раненого и удивился: лицо его изменилось, он как будто сразу постарел на несколько лет, губы стали тонкими, бледными. На щеках его играл лихорадочный румянец. Глаза Цигэнуша были закрыты, но я не был уверен, что он спит.

— Плохо дело, — сказал Резя. — Он весь горит.

Цигэнуш не спал и услышал эти слова.

— Скажи мне правду, санитар, — очень плохо? Я хочу знать правду.

Санитару, как и настоящему доктору, этот вопрос не понравился. Резя смутился и сказал:

— Ну, чего там… Не то чтобы уж совсем плохо… Однако лучше бы вам сейчас находиться в Телиу, под присмотром настоящего врача, имеющего подходящие лекарства. Лекарства от заражения…

— У меня жар?

— Ну, это уж так положено… Думаю, градусов тридцать восемь, а может, и тридцать девять потянет… Это еще ничего… Бывает похуже… Помню, у одного больного было сорок один…

— И что с ним стало?

— Ничего с ним не стало… То есть, он-то, конечно, умер… Умер, и все! И больше ничего…

Я снова стал припоминать свою подругу детства Орзу. У нее были такие же голубые глаза, как и у ее матери, у этой странной, чужой женщины, приехавшей к нам издалека и умершей от укуса бешеной кошки. Вот что интересно: когда умерла эта женщина с ярко-голубыми глазами? Когда ее укусила бешеная кошка или раньше? Умереть-то она, конечно, умерла после укуса, как и ее муж — кузнец. Но свою смерть оба предрешили задолго до этого. Они предрешили ее в ту самую минуту, когда договорились с пожилым армянином, что отдают ему в жены свою дочку. Многие просили руки Орзу. Но родители отдали предпочтение именно тому, кто приютил в своем доме их смерть.

— Как ты жила со своим армянином, Орзу?

— Хорошо.

— Он сделал тебе шесть детей.

— Да, шесть. Он сделал их ночью, в темноте.

— Он не обнимал тебя, не ласкал?

— Нет, не обнимал.

— Он не целовал тебя?

— Нет, не целовал.

Орзу вздыхает. Потом начинает плакать. Вздыхает и плачет.

— Почему ты плачешь, Орзу?

— Потому что мой Акоп умер, так и не поцеловав меня ни разу. Он не любил меня. Все, что происходило между нами, происходило ночью, в темноте, без поцелуев, без любви…

Я стою у окна, прислонившись лбом к стеклу. Оконное стекло холодное, а лоб у меня горячий… Те мертвые в лесу — мертвы. Все люди, которые умерли, — мертвы. А я жив… Я дышу… Мое сердце бьется… Я живу…

Вчера, когда мы прибыли к Урлэвынт, примарь сказал, что утром он пошлет в лес людей, они разыщут убитых и привезут их в село. Жена примаря услышала эти слова и, когда муж лег спать, отправилась к вдовам сообщить им горькую весть.

— Ваши мужья погибли!

— Где? Как?

— В лесу. На восточном склоне большого холма. Они стреляли в коммунистов, а те защищались и убили ваших мужей.

Вдовы быстро оделись и побежали к родственникам. Собралось человек двадцать, может быть даже больше. Мужчины захватили с собой фонари. И все эти люди отправились в лес искать тела убитых. Когда примарь узнал об этом, он быстро оделся и пришел в примарию. Он пришел спросить, что ему делать — может, он обязан вмешаться?

— Нет, — успокоил его Орош. — Не надо вмешиваться. Пусть они ищут тела своих родственников. Если найдут и привезут в село, тем лучше. Они избавят примарию от лишней заботы.

Между тем где-то снова пропел петух. А за ним другие… Я посмотрел на часы: они показывали полночь. Орош снова заснул. Цигэнуш по-прежнему боролся со своей болью. Цигэнуш метался в жару. И Резя пытался ему помочь единственным средством, которое было в его распоряжении, — мокрой тряпкой, которую он прикладывал к его лбу.

Сквозь ветер и непрекращающийся дождь мне вдруг послышался какой-то странный шум. Похоже было на то, что по улице движется толпа. Цигэнуш тоже услышал шум и сказал:

— Если ты собираешься выйти, захвати с собой револьвер.

Не успел я открыть дверь в сени, как Цигэнуш крикнул:

— Разбуди Ороша! И приготовьте гранаты. Они могут вам понадобиться.

Но Орош уже и сам проснулся. Потягиваясь и поправляя смятую одежду, он сказал с горькой улыбкой:

— Господи! Господи! Проклятые реакционеры — даже и выспаться не дают… Что еще там случилось?

— Жены убитых, — пояснил Цигэнуш; несмотря на жар, он был в сознании и думал о наших общих делах. — Жены и родственники… Они возвращаются из леса… Вместе с убитыми… Хороший предлог для политической агитации против нас.