Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [37]
Помимо просветительских задач, важную роль в поисках исторической идентичности в регионе играли политические мотивы. Как уже упоминалось, после Второй мировой войны руководство Советской Карелии пыталось обосновать статус республики как полноценного члена Советского Союза, несмотря на то, что этническое большинство в ней составляли русские. Так, местным властям удалось получить разрешение у советского правительства на переселение в Карелию финнов-ингерманландцев, в 1930‐е годы депортированных из Ленинградской области в Сибирь и Казахстан. Благодаря этой мере около 21 000 ингерманландцев в 1948–1949 годах переселились в Карелию, но «Ленинградское дело», крупнейшая послевоенная политическая чистка, поставило крест на этой переселенческой кампании[216].
Для утверждения региональной специфики архитектурные объекты играли не менее важную роль, чем люди, так как при правильном подходе они могли служить материальным свидетельством древней карельской истории. В 1947 году правительство Карело-Финской ССР пригласило двух московских архитекторов совершить поездку по карельским селам для «обследования, учета, обмеров, фотографирования памятников архитектуры и предметов народного творчества и принятия первоочередных мер по их сохранению»[217]. Одним из архитекторов был Александр Ополовников, родившийся в Рязанской губернии в дворянской семье и в 1939 году с отличием окончивший Московский архитектурный институт. Руководителем его дипломной работы был Моисей Гинзбург.
В профессиональной деятельности Ополовников пошел по другому пути, нежели Гинзбург. Он стал одним из главных теоретиков и практиков советского движения в защиту памятников архитектуры, участвуя во множестве проектов, направленных на сохранение и реставрацию архитектурных объектов Русского Севера. После экспедиции в карельские деревни в 1947 году руководство Карело-Финской ССР поручило Ополовникову реализацию программы по сохранению, реставрации и собиранию памятников деревянного зодчества. Летом 1948 года перед архитектором поставили первую задачу – отреставрировать Успенскую церковь в Кондопоге. На следующий год Ополовникова назначили главным специалистом по реставрационным работам в Кижах и ответственным за преобразование острова в музей деревянного зодчества под открытым небом. В 1951 году под его руководством в Кижи перевезли дом XIX века и амбар – первые объекты в коллекции музея. В 1955 году, когда атмосфера в стране после смерти Сталина стала более свободной, Ополовников разработал масштабный проект по расширению музея и лично руководил перемещением в Кижи двадцати четырех объектов со всей Карелии[218].
В стратегиях реставрации Ополовников руководствовался эстетическим восприятием пейзажа Русского Севера (как пейзажа лирического), а не социальным (как архаичного). Среди материалов, собранных им во время экспедиций по карельским деревням, присутствуют не только схемы и планы сохранившихся исторических сооружений, но и схематичные наброски окружающего ландшафта. Например, на составленном Ополовниковым в 1954 году плане бывшего Муромского монастыря на Онежском озере, откуда на остров Кижи перевезли построенную в XIV веке церковь Воскрешения Лазаря, фигурируют (помимо самой церкви) окрестные бревенчатые постройки, деревья, берег озера и даже привязанные к причалу лодки[219]. Продумывая концепцию музея под открытым небом в Кижи, Ополовников делал упор на эстетическое единство архитектуры и пейзажа. Он подчеркивал:
«Памятник архитектуры – это не только он сам, само здание, стоящее изолированно от его окружения. В понятие „памятник архитектуры“ входит также и среда, где он находится: и природная, и архитектурная. Среда, которая так или иначе соотносится с художественным образом памятника и так или иначе воздействует на наше восприятие этого образа. Отсюда следует, что, предусматривая реставрацию памятника, надо как-то сохранить, а в отдельных случаях и по-своему реставрировать его окружение. Отсюда же можно сделать еще один существенный вывод, полезный не только архитекторам-реставраторам, но и органам охраны памятников архитектуры. Проекты охранной зоны, зоны регулируемой застройки и благоустройства территории, непосредственно примыкающей к памятнику, должны либо входить в состав проекта реставрации, либо обязательно прилагаться к нему»[220].
Чтобы удовлетворить политический запрос руководства Карело-Финской ССР на исконные нарративы и объекты, Ополовников сформулировал теорию сохранения архитектурного наследия как музеефикации исторического ландшафта. Он дал базовое определение музею под открытым небом как «собранию памятников архитектуры, экспонируемых на фоне типичного для них природного пейзажа»[221]. Поэтому, обдумывая концепцию музея «Кижи», Ополовников стремился создать такой ландшафт, дидактическое и политическое содержание которого оказалось бы легко доступно местной публике (к 1948 году между Кижами и Петрозаводском, столицей Карелии, установилось регулярное сообщение)
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.