Весенняя пора - [20]

Потом Егордан долго протирает ружье и снова заряжает его. А Никитка держит красавца селезня, стараясь пошире расправить ему крылья.

Старики говорят: если ребенок играет добычей, тогда дичь уходит, не дождавшись охотника. Егордану это известно, и ему очень не нравится, что Никитка забавляется селезнем, но и омрачать радость сына тоже не хочется. И, улыбнувшись, Егордан, чтобы не разгневать покровителя дичи Баяная, отворачивается от мальчика, будто не видит, чем он занят.

Тут Никитка вдруг вспоминает, что кряква, испугавшись выстрела, исчезла и больше не появлялась.

— Пап, утка-то улетела!

— А как же иначе… Так всегда бывает. Если б я убил ее, этот бедняга обязательно прилетел бы плакать и горевать. А она улетела и теперь даже не вспомнит о нем.

Егордан пренебрежительно взмахивает рукой, показывая этим жестом, насколько он изверился в женском поле, но в это время снова случайно замечает, что Никитка продолжает играть с селезнем, и, быстро отвернувшись, протягивает руку:

— Э, дай-ка мне его, дружок… И пойдем.

Взяв добычу, Егордан сует ее за пазуху и поднимает с земли рукавицы.

— Отец! А почему селезень такой красивый?

— Чтоб жена-утка любила.

— А почему она некрасивая?

— Кто?

— Да жена…

Отец не сразу находит ответ и смущенно чешет затылок, потом оглядывается и говорит:

— Да, она и в самом деле некрасива… А на что ему ее красота! Лишь бы за утятами хорошо присматривала.

— А почему женщины красивее мужчин?

— Красивее? Разве? — удивляется отец. — Кто их знает… По-моему, мужчины лучше женщин.

Возникает спор. Отец перечисляет представительных мужчин. Сын перечисляет красивых женщин. Потом отцу надоедает спорить, и он сдается.

— Ох, и говорун же ты! — смеется он. — Пусть будет по-твоему: все женщины — красавицы.

Их встречает знакомый охотник. Он, оказывается, слышал их спор и подшучивает над ними.

Вдруг мальчик замечает, что они идут в противоположную сторону от дома. Это не только удивляет его, но и возмущает.

— Куда это мы идем, отец?

— Как куда! Мы же с тобой, кажется, охотимся.

— Нет, пойдем домой, мы ведь уже убили одного селезня!

— А чем плохо парочку? — недоумевает отец.

Снова разгорается спор. Отец дает слово никогда больше не брать с собой Никитку на охоту, и оба возвращаются домой.

Приближаясь к дому, Никитка вытаскивает селезня из-за пазухи Егордана и вприпрыжку бросается вперед.

— Смотрите, смотрите! — кричит он. — Вот мы с отцом какие охотники!

А навстречу ему, падая и снова поднимаясь, ковыляет Алексей, поминутно налетая на какую-то приблудную собаку, которая вертится вокруг его ног.

Вечером, как только Никитка уснет, Егордан отправится уже на настоящую охоту. И когда Никитка с Алексеем просыпаются, возле них лежат новые селезни с разноцветными перьями.

В ГОСТЯХ

— Возьмем с собой двух уток и пойдем с Никитой к тетке Ульяне, — сказала однажды утром Федосья.

Старик Такыйык — зажиточный человек. У него много сыновей. Младшая сестра Федосьи Ульяна замужем за его старшим сыном Иваном. Два раза в год, зимой и летом, Федосья вместе с Никиткой гостят у них.

Старик Такыйык всегда с радостным удивлением встречает гостей. Вот и сейчас при появлении Федосьи он быстро вскочил с места, словно хотел пробить головой потолок юрты, и заговорил неожиданно тонким голосом, удивительно не соответствующим его огромному росту:

— Кто же это к нам пожаловал?

Его жена, низкорослая и толстая старуха, даже залилась румянцем от радости.

— Да это моя сватья пришла. Боже, а Никитка-то все растет и растет! Ну как поживаете? — суетилась и тараторила старуха. — Они еще и уток принесли! Да каких крупных!

Но больше всех обрадовался гостям ровесник Никитки, самый младший сын Такыйыка — Афанасий. Он принялся рассказывать Никитке, какой у него замечательный лук и как далеко он бьет. Говорил мальчик очень смешно, картавя; казалось, язык не вмещается у него во рту.

Черноглазая и белолицая, высокая стройная Ульяна тоже с любовью смотрела на своих родственников.

Только муж Ульяны, худощавый и болезненный Иван, был недоволен их приходом. Он и раньше-то никогда не разговаривал с ними, а теперь просто отвернулся.

Ульяне всегда хочется что-нибудь подарить Федосье и Никитке. Но Иван глаз не сводит с нее, пока за гостями не закроется дверь. В такие дни обычно обостряется скрытая борьба между мужем и женой.

Хотя Ульяна намного сильнее своего хилого мужа, но она его боится. Когда ее господин, рассердившись, приближается к ней своим спотыкающимся шагом, она старается держаться от него подальше.

После ужина Иван все же соизволил поговорить с Федосьей.

— Долг мне принесла? Отдавай долг! — вдруг произнес он тоненьким голоском, протягивая к ней согнутую костлявую ладонь.

— Не принесла, ничего-то у нас нет…

Давнишний рублевый долг Иван не забывает требовать всякий раз, как только появляется Федосья.

Он не шумит и вроде даже не сердится, но нытья своего не прекращает. Мучительно медленно, с остановочками, он тянет своим противным, тоненьким, выматывающим душу голоском:

— Брать-то вы привыкли, а платить не любите. Забыли, как долги отдают! — Иван отворачивается, оглядывается по сторонам, будто ищет что-то, и продолжает свою унылую проповедь: — Людям с совестью стыдно было бы. На сыновей киваешь. Смешно! Пока твои сыновья подрастут, я в могилу лягу. Не такой я богач, чтобы по двадцать лет долгов дожидаться. «Сыновья отдадут»! Такое и слушать смешно. Твои сыновья! А кто их знает?.. Может, так же, как Афанас Матвеев, свяжутся с сударскими. Сыновья! Скажет тоже! Они и самого черта не боятся! «Царь — плохой, богачи — обманщики». А вот бедняки не обманщики, только долги забывают отдавать!