Беда

Заключительное слово на закрытии пленума обкома комсомола произнес Иван Егоров. Хотя он был еще совсем молод и только в прошлом году окончил Якутский пединститут, однако производил впечатление широко образованного человека, к тому же на редкость красноречивого оратора. И все-таки одно место в его заключительном слове не всем понравилось.

— Секретари райкомов комсомола весьма охотно приезжают в Якутск, а вот уезжают отсюда к месту работы крайне неохотно. — Секретарь обкома был мал ростом, очень подвижен, и потому его круглая голова вроде бы перекатывалась за высокой трибуной. — Разумеется, Токко и Мухтуя, Абый или Аллаиха не столицы. Понятно, что гостить у милых друзей приятнее, чем работать. Но…

— И в Токко могут быть милые друзья! — раздался с места звонкий девичий голос.

Зал тотчас пришел в движение, послышался смех. Это выкрикнула Даша Сенькина, секретарь Токкинского райкома, маленькая, худенькая девушка. Ленский секретарь Николай Тогойкин, которого тоже задели слова Егорова, хотя и сидел в президиуме, но не удержался и приветственно помахал Даше рукой. У него в Мухтуе остался близкий, очень даже близкий друг, а посему три дня, проведенные в Якутске, казались ему чуть ли не тремя годами. Не терпелось вернуться к Лизе.

— Товарищ Сенькина, если у тебя в Токко имеется дружок, это очень хорошо! Но почему же ты просишься в другой район? — улыбнулся Егоров и вдруг принял суровый вид. — Ладно. Шутки в сторону… В эти знаменательные дни, товарищи, когда наши доблестные войска, после Сталинградской битвы, наступают на широком фронте, каждый из нас должен прежде всего стремиться к своей работе… Мне очень хотелось бы, чтобы завтра к этому времени ни одного секретаря райкома не осталось в Якутске. Счастливого пути, товарищи!

В этот вечер Николай Тогойкин допоздна просидел в театре (ох и длинные же у них постановки!), а вернувшись из театра, проговорил с другом весь остаток ночи. Утром он отправился на аэродром, так и не сомкнув глаз.

У входа в зал ожидания он встретил Дашу Сенькину.

— Здравствуй, Тогойкин! Всю ночь напролет летали самолеты восточных, западных и северных направлений. И только южное закрыто. Мы должны были улететь еще вчера вечером…

— Кто это «мы»?

— Все, кому надо было лететь в южном направлении! — почему-то рассерженно ответила Даша. — В том числе и я с Катей Соловьевой.

— Меня, должно быть, ждали! — Тогойкин толкнул дверь своим маленьким чемоданчиком и отворил ее. — Пожалуйста, товарищ Сенькина!

И без того тесный зал ожидания оказался битком набит. Люди лежали и сидели прямо на полу, вдоль стен, а кое-кто, опершись на соседа, дремал стоя. Поминутно кто-то входил, кто-то выходил…

Легко ступая на носках и перешагивая через ноги лежащих, Даша быстро очутилась в противоположном от входа углу. Как только она остановилась, какая-то женщина приподняла голову с рюкзака. Это была Катя Соловьева, секретарь Олекминского райкома.

Девушки о чем-то пошептались, после чего Катя медленно, как и положено полным людям, поднялась и села. Словно стряхивая снежинки, она прошлась ладонью по своему пышному воротнику из рыжей лисы и глухим голосом подчеркнуто вежливо произнесла:

— Уважаемый Николай Иванович, просим вас сюда!

— Спасибо, уважаемая Екатерина Васильевна, — в тон ей сказал Тогойкин, — я здесь постою, благодарствую. — Он приподнял чемоданчик и шутливо приветствовал ее: — Здравствуйте!

— Товарищ, пожалуйста, ногу… — Катя тронула рукой колено огромного старика, спавшего около них. Тот послушно подобрал ноги в большущих валенках, и сразу же освободилось местечко, где вполне мог поместиться человек. — Коля, иди садись.

Осторожно вышагивая, словно перебираясь по кочкам через воду, Тогойкин подошел к девушкам, поставил свой чемоданчик, но не сел, а, так же осторожно вышагивая, отправился регистрироваться. Вскоре он вернулся, опустился на пол возле подруг, и они тихо заговорили.

Вдруг в репродукторе, что был прикреплен высоко на стене, что-то захрипело, зашипело, — казалось, кто-то громко прочищает горло. Люди настораживались, тотчас устанавливалась тишина. Энергичный женский голос объявил:

— Якутск — Хандыга — Охотск…

Суетливая радость охватывала тех, кто улетал в этом направлении. Люди доставали билеты, хватали свой багаж и устремлялись к выходу. Стихший было ненадолго шум многолюдья снова завладевал залом ожидания.

А через некоторое время, когда за разговорами и спорами люди начали забываться, радио опять прокашлялось и тот же энергичный женский голос возвестил:

— Якутск — Сангары — Вилюйск — Нюрба…

И спустя какое-то время снова:

— Якутск — Сангары — Верхоянск…

Многие уже покинули зал. Стало гораздо просторнее. Однако ненадолго. Вскоре ввалилась целая орава новых пассажиров. Наши друзья еще сидели. Самолетов в южном направлении не было.

Перевалило за полдень.

— Погодите, девушки, пойду-ка я разузнаю, что к чему. — Тогойкин снял свое потертое кожаное пальто, положил его на чемодан и похлопал ладонью. — Пожалуйста, садитесь вот сюда, мой чемодан кого угодно выдержит…

— Постарайся, Коля! — Круглолицая Катя Соловьева с надеждой посмотрела на него. — Хорошо бы в один самолет…