Беда - [5]

— Вы возвращаетесь с пленума комсомола, да? — спросил капитан, приблизив лицо к самому уху Тогойкина, когда тот уселся. — А кто эти девушки?

Еще двое военных тоже пересели поближе к ним, и завязался общий разговор.

Капитан Иванов работал в политотделе, он был парторгом управления авиатрассы.

Узнав, что Тогойкин и обе девушки — комсомольские вожаки трех разных районов, он кивнул в сторону подруг и вполголоса спросил:

— И эта маленькая? Первый секретарь в Токко? Двадцать четыре года? А большая? Секретарь Олекминского? Ну, она — ладно… Маленькая даже старше, выходит, большой!

— Дело, видно, не в росте, — улыбнулся Тогойкин. — И вы как будто не из крупных!

Все засмеялись.

— Верно, верно! — сказал Иванов, продолжая смеяться. — Если бы людей назначали по весу и по росту, то мы бы с капитаном Фокиным оказались на самых низких должностях. — Иванов указал подбородком в сторону человека, который сидел, сложив руки на груди, и, мерно покачиваясь, разглядывал верхнюю обшивку самолета. Однако человек этот почувствовал, что о нем идет речь, легко вскочил с места и сел по другую сторону Тогойкина. Кто-то повторил остроту Иванова, и Фокин, подняв кверху свое мясистое лицо, расхохотался.

Начальник снабжения авиатрассы Эдуард Леонтьевич Фокин оказался очень веселым и компанейским человеком.

Шел общий разговор обо всем и ни о чем.

— В такой большой самолет берут так мало людей. А в авиапорту полно народу, — заметил Тогойкин.

— Э-эх, милый, ведь это же не пассажирский самолет! — Капитан Фокин широко развел руками и отрицательно покачал головой. — Это самолет не для перевозки пассажиров. Видишь, сколько груза.

— Так ведь заодно бы можно…

— И заодно нельзя, — усмехнулся в ответ Иванов. — Это только вас, секретарей, чтобы вы скорее взялись за дело, чтобы… — не договорил Иванов и почему-то припал к окошку. А когда Тогойкин поднялся, чтобы пойти на свое место, Иванов порывисто обернулся и схватил его за рукав. — Погодите, погодите, товарищ…

Тогойкин остался. Он смотрел на своих спутников и не понимал, почему они все умолкли, к чему прислушиваются, почему так, тревожно переглядываются. Он тоже прислушался, но, кроме гула мотора, ничего не услышал.

Вдруг из кабины выскочил летчик. Высокий, стройный, с орденом Красной Звезды. Он потряс за плечо того человека, который уснул, привалившись к Тогойкину, и увел его к себе.

Иванов легонько толкнул молоденького паренька и, сказав: «Губин, Вася, иди», кивком головы указал ему в сторону кабины.

Паренек с едва пробившимся пушком на верхней губе вскочил и, по-журавлиному перешагивая своими длинными ногами через тюки, скрылся в кабине.

Тогойкин поднялся, решив пройти к своему месту, а по пути разбудить девушек. Он уже протянул к ним руку, но Иванов сильным рывком за рукав остановил его и отрицательно замотал головой. Тут Николая вдруг так качнуло, что он невольно попятился и уселся на пол. Он попытался вскочить, но упал на колени. Поднимаясь и падая, он все-таки добрался до своего места, навалился грудью на сиденье и наконец сел нормально.

Самолет, казалось, то глубоко вздыхал, то вдруг захлебывался и стремительно снижался. Мотор задыхался, что-то трещало, будто машина продиралась сквозь сухой кустарник.

Тогойкин хотел обернуться и посмотреть на своих попутчиков, но в это время за окошком черными тенями замелькала таежная чаща. Только было он подумал, что они прилетели в Олекминск, как самолет внезапно вздрогнул всем своим телом, качнулся вправо, качнулся влево, снова вправо и снова влево, потом выправился, свободно вздохнул, взвился вверх, пробил черную тучу и вынырнул на неоглядный простор света и воздуха. И опять почему-то ринулся вниз, потом взмыл вверх и стал вдруг бросаться из стороны в сторону, словно желая стряхнуть с себя какую-то тяжесть. Затем последовало несколько мощных рывков, самолет резко задрал кверху нос и начал проваливаться в тьму плотной черной тучи.

Послышался пронзительный женский крик.

Обе девушки, обняв друг друга, тщетно пытались подняться на ноги. Снова черными тенями замелькали верхушки деревьев. Раздался оглушительный треск…

Больше Тогойкин ничего не помнил…

III

«Ти-и-ин! Ти-и-ин!» Откуда эти долгие, протяжные, тонкие звуки? Нет, это не в ушах звенит, а где-то в глубине мозга. Но вот уже звенит не так протяжно и не так тонко, а часто и резко, напоминая скорее не звон, а тиканье часов: «Тик-тик-тик!» И вдруг все прекратилось. Тогойкин очнулся.

Оказалось, что он лежит лицом вниз на чем-то мягком и зыбком. Отпихиваясь от чего-то локтями, раскидывая что-то руками, он повернулся на спину и сел. Держась неизвестно за что, он встал на ноги и огляделся. Передняя часть самолета исчезла, будто ее напрочь отпилили. Кажется, смотришь из глубины пещеры в жутко зияющую впереди дыру. Все кругом завалено неизвестно откуда взявшейся паклей. Вот, значит, что было в тюках, обшитых рогожей. Видно, самолет крепко ударился брюхом, потому что окна, некоторые целиком, а другие до половины, зарылись в снег.

Тогойкин устремился к свету и чуть было не наткнулся на торчащую из какого-то хлама руку. Одной рукой он схватил эту руку, будто она была протянута ему для приветствия, а другой начал отгребать в сторону паклю.