Весь мир под крылом - [9]

— Где Лена, что случилось? Сева! Параметры?!

— Все параметры в норме!

Лены все не было, и я не мог понять, что же случилось? Неужели пожар? Но почему нет Лены? В салоне паника? Не может пробиться сквозь толпу? Успокаивает пассажиров?

— Катя, сходи посмотри!

И тут вошла Лена.

— Николай Сергеевич, простите. Это не я! — говорила она быстро, отрывисто. — Это пассажир. Ему после вчерашней попойки в туалете плохо стало, он три раза кнопку нажал.

— А ты где была?

— Помощь оказывала. Я не знала, что он три раза. Нажал. Когда только за валерьянкой ходила, увидела.

— Ну, иди, неси ему валерьянку, — успокоившись, ответил я.

Там, в аэропорту, в кафе, я сказал Сонечке, что летчик не имеет права на ошибку. Права не имеет, но всегда ли имеет возможность принять правильное решение? Есть пожар или нет? Правильно ли я сделал, что решил идти по маршруту? Может, нужно было выключить двигатель и садиться в Пулково? Почему сработала сигнализация? Ведь какая-то причина есть.

Тому майору КГБ я сказал, что отвечаю за безопасность пассажиров. Все ли я сделал для их безопасности? Я нарушил руководство по летной эксплуатации и не выполнил требование диспетчера. Но все предусмотреть в руководстве невозможно. Иногда обстоятельства требуют нестандартного решения. Но является ли оно правильным? Сливать топливо, если есть пожар, опасно, очень опасно, самолет превратится в факел. Но нигде нет рекомендации, как посадить самолет, если посадочный вес превышает допустимый более чем на десять тонн? Сказано только, что на каждую тонну нужно держать скорость на десять километров в час больше. Это какая же скорость получается? Полосы не хватит! Да еще и погода ниже минимума.

Размышления мои прервала Лена, ворвавшись в кабину с перепуганными глазами:

— Там, там, вспышки на крыле, у двигателя!

— Пламя? — крикнул я.

— Нет, только вспышки! Сами посмотрите!

Мы уже набрали эшелон и шли на автопилоте. Я вышел в салон, посмотрел на крыло, успокоился, прошел в туалет и вернулся в буфет к бортпроводницам, они смотрели на меня с тревогой, ждали ответа.

— Перепугала ты меня, Леночка, — сказал я, открывая бутылку «Боржоми». — Все в порядке, это блики от нашего проблескового маячка, что вверху. Проходим перистые облака, крыло влажное, вот маячок и отражается.

Я вернулся в кабину, и тут меня словно током ударило: за бортом минус пятьдесят — почему крыло влажное? Топливо? У нас утечка топлива?

— Сева, посмотри, — сказал я бортмеханику, — у нас утечки топлива нет?

— По расходомерам ничего не вижу, — ответил Сева, — вроде все в порядке.

— Почему же тогда левая плоскость блестит, будто влажная? — спросил я. — Сам пойди посмотри.

Сева ушел, вскоре возвратился и сказал:

— Командир, это не вода, и не топливо. Это лед! У нас обледенение. На левой плоскости. На правой все в порядке.

— У нас противообледенители работают?

— Работают, включены, — ответил бортмеханик.

— Ваня, посмотри температуру в носке крыла, — сказал я второму пилоту, именно на его панели установлен прибор ТВГ-13, показывающий температуру воздуха, который подается в носок крыла для предотвращения образования льда.

— Плюс тридцать в левом и девяносто в правом! — ответил Ваня.

Значит, противообледенитель левого крыла работает не на полную мощность. На лобовом стрингере лед не образуется, он тает, но вода не испаряется, а растекается по крылу, и тут же замерзает, покрывая его коркой льда.

Где-то утечка в системе отбора горячего воздуха от двигателя и подачи его в антиобледенитель. В результате утечки, горячий воздух, около трехсот градусов, прорывается в подкапотное пространство, потому и сработала пожарная сигнализация! Вот в чем причина! Значит, пожара нет, но теперь возникла другая проблема — обледенение, причем только на левой плоскости, пока автопилот держит, а потом крен увеличится так, что удержать самолет будет невозможно, рулей не хватит. Нужно снижаться.

— Ваня, запроси эшелон 5700, — скомандовал я, — там температура повыше, и автопилот выключи, беру управление.

Когда Ваня выключил автопилот, я ощутил усилие на штурвале, самолет кренился влево. Нам разрешили изменить эшелон, я снизился, на этой высоте уже не ощущалась тенденция самолета к левому крену. Теперь можно снова включить автопилот. Нервное напряжение, возникшее с самого начала полета, начало спадать, стало ясно, почему сработала сигнализация пожара в гондоле левого двигателя, проблему с обледенением тоже решили, можно немного расслабиться, я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, но тут бортпроводница, Лена, вошла в кабину:

— Николай Сергеевич, там Вас опять пассажиры требуют.

— Опять Сонечка, из первого салона?

— Да, Ваша знакомые.

Я вышел в салон, Соня смотрела на меня тревожным взглядом, она попросила меня наклониться и тихо спросила:

— Скажите, только скажите правду, с самолетом что-то случилось? — Соня глазами показала на высотомер.

— Да, что Вы, Соня, с чего Вы взяли? У нас все в порядке, — ответил я и понял, что сам дал ей повод к сомнениям, рассказав про высотомер, сама бы она, наверняка, не обратила на него внимания.

— Вы сказали, что мы будем лететь на высоте 9100 метров, сначала этот прибор так и показывал, а теперь она показывает другую высоту. Мы что, падаем?