Весь мир под крылом - [11]
— Пятьдесят! Тридцать!
Огни высокой интенсивности проявились, как контуры фотографии в ванночке с проявителем, обретая все более реальные очертания, вот и сама полоса, окаймленная огнями, вышли точно, садимся.
Когда мы подрулили к перрону для высадки пассажиров, от диспетчера поступила команда:
— Двигатели выключить, переключатели, АЗСы не трогать, экипажу оставаться в кабине.
— Ну, вот и прилетели, — сказал я, снимая наушники, когда Сева выключил двигатели.
— Что теперь будет? — обреченно произнес Ваня.
— А что будет? — ответил я. — Все худшее, что могло произойти, уже позади, главное — мы долетели, все живы и здоровы, самолет цел. Все уже закончилось.
Тогда я еще не знал, что для меня все еще только начинается.
— Что будет? — отозвался Сева. — Документацию сейчас изымут, самолет опечатают, а нас заставят объяснительные писать.
— А мне что будет за те ящики что я погрузил? — с тревогой спросил Ваня.
— Ладно, Ваня, проехали, — ответил я, — за те ящики в объяснительной ничего не пиши, сам с этим разберусь. А на будущее запомни, никто тебе кроме командира ничего приказать не может, командир для тебя, как говорят моряки, второй после Бога. Понял?
— Понял, Николай Сергеевич.
Объяснительные, объяснительные, вопросы, ответы, и опять объяснительные, так изо дня в день. Время шло, никакого решения никто не принимал, о результатах расследования причин ложного срабатывания датчика пожара мне не говорили, хотя я уже предположил причину, и в своей объяснительной записке ее указал. Тогда я решил обратиться к нашему замполиту отряда, Владимиру Петровичу, у которого когда-то летал вторым пилотом на Ан-2.
Что тебе сказать, Коля? — отвечал он на мой вопрос. — Ты нарушил «Наставление по производству полетов», «Руководство по летной эксплуатации», не выполнил команды диспетчеров, самовольно изменил эшелон и курс, короче, — сплошные нарушения от взлета до посадки. Придется за это отвечать.
— Значит так получается, — ответил я, — если я пошел на нарушения, но доставил пассажиров до места назначения живыми и здоровыми, то мне за это отвечать придется, а вот, если бы выполнив все инструкции и приказы, гробанулся бы и пассажиров угробил, Вы бы другие слова говорили: «Мир праху твоему, земля пухом, царствие небесное» и все такое прочие, что на поминках говорить положено? Так?
— Так, да не так, — возразил Владимир Петрович, — земля пухом для пилотов не бывает, а царство небесное ты уже потерял, до летной работы тебя не допустят. Теперь главное тебе под суд не попасть, срок не получить, вот ведь как оно выходит.
— Под суд? За что? — изумился я.
— За что, спрашиваешь? А те ящики с секретным оборудованием, что ты на стоянке бросил? Майор этот был уверен, что груз в Одессу летит, а когда ты приземлился, выяснилось, что прилетели только пять ящиков, а остальные десять пропали, документы у тебя на руках, а груза нет. За этим секретным оборудованием не одна иностранная разведка охотится, а тут просто так, командир бросает ящики на стоянке и улетает. А если бы пропали они? У соответствующих органов возник вопрос: почему ты так поступил? По глупости, или на основании сговора с агентом иностранной разведки?
— Бред какой-то! — возмутился я. — Я же наземной службе сказал, чтобы присмотрели за ними, да и не пропали же они!
— А если среди состава наземной службы был иностранный агент? У него было достаточно времени, чтобы ящик с документацией на оборудование вскрыть и скопировать документы. И механики и грузчики, которые тогда на стоянке были, уже на Литейном в камере сидят по твоей милости. А ты еще и послал офицера КГБ по матери. Думаешь это он забыл?
— Да не по матери, а просто послал, без указания адреса!
— Да, какая разница, куда ты его послал! Объяснить человеку надо было, а не посылать, тем более офицера КГБ.
— Пытался объяснить, но человек не понимает, вот пришлось послать. Могу и извиниться, корона не упадет, — ответил я.
Время шло, положение мое было более чем неопределенно, из авиаотряда меня не увольняли, к летной работе не допускали, расследование завершено не было, хотя все произошло еще в августе, а сейчас уже готовились встречать Новый год. Меня раза два в неделю, иногда чаще, вызывали на улицу Бебеля, в здание, про которое говорили, что из его подвалов видна вся Сибирь, и задавали одни и те же вопросы, потом отпускали, не предъявляя никаких обвинений. Но один раз вопрос капитана КГБ меня насторожил, спрашивали о моем дяде, пропавшем без вести во время войны. Спросили, что мне известно о его судьбе. А что мне могло быть известно?
Дядя мой служил летчиком в одной из авиачастей, во время выполнения боевого задания был сбит над территорией, занятой противником, воспользовался парашютом, это видели его товарищи. Больше о его судьбе мне ничего известно не было. Отец неоднократно обращался в Министерство обороны, но оттуда приходили ответы только одного содержания: «Считается пропавшим без вести».
Зашел я перед Новым годом к Владимиру Петровичу, так, с праздником поздравить, заодно выяснить, не скажет ли он мне что-либо более определенное по моему вопросу, уверен, знает он больше, чем говорит. После взаимных поздравлений, пожеланий, ритуальных вопросов о здоровье, о семье, Владимир Петрович в ответ на мой немой вопрос только усмехнулся, пробурчал:
Есть в нашей недавней истории тайны, которые, скорее всего, никогда не будут раскрыты. К таким тайнам относится смерть Фрунзе и убийство Котовского, версия о причастности Сталина к смерти Фрунзе распространилась благодаря повести Бориса Пильняка «Повесть непогашенной луны», других источников, подтверждающих её, нет. Убийство Котовского также оставляет много вопросов, ответов на которые нет до сих пор. В этом произведении предлагается версия событий, которая наиболее близка к реальности.
Во время учений терпит катастрофу бомбардировщик капитана Фирсова. Экипажу удаётся покинуть самолет. Капитана Фирсова подбирает натовский фрегат, и он вспоминает свою предыдущую жизнь, в которой он был командиром английского фрегата, капитаном Джеймсом Фицроем, но после конфликта с адмиралом вынужден был поднять чёрный флаг и стать пиратом. О приключениях капитана Фицроя в среде берегового братства и судьбе капитана Фирсова читайте на страницах этой книги.
Здесь нет стрельбы, погони и драк. Инспектор Джон Сидней расследует преступление, полагаясь исключительно на логику событий и фактов. Выйдя в отставку, он решает отдохнуть, отправившись в круиз на теплоходе. Но вместо отдыха ему вновь приходится распутывать загадочное происшествие. На борту теплохода происходят странные события. Вначале убивают известного миллионера, а вскоре жертвой убийцы становится обычный торговец подержанными автомобилями. Что связывает эти два убийства?
Как Вы думаете? Что бы произошло, если бы вдруг в наш мир вновь явился Иисус Христос? В обычный наш город, где люди, в большинстве своём, исповедуют православие, соблюдают христианские обряды, ходят в церковь. Пришёл бы тот, кому молятся люди, исцелял бы больных, воскрешал мертвых? Как приняли бы его власти городские и церковные? Об этом в рассказе «Необыкновенное происшествие в одном южном городе». В рассказах этого сборника размышления о смысле жизни, о религии, о Боге.
Каковы мотивы предательства Иуды? Был ли распят Иисус Христос? Этот вопрос интересовал не одно поколение исследователей древности и литераторов. Перед Вами ещё одна литературная версия ответа на этот вопрос, основанная на детальном изучении работ исследователей христианства и детального анализа библейских текстов. В книге, кроме повести, приведена статья, написанная автором в ответ на критику этой повести. В ней содержится аргументация столь необычного на первый взгляд сюжета.
Этот роман продолжает тему, поднятую в повести «Апостол Иуда». Сюжет основан на поиске тамплиерами документов, имеющих непосредственное отношение к учению Христа и его судьбе. В работе Майкла Бейджента «Святая кровь и святой Грааль» упоминается, что рыцари-тамплиеры обладали документами, указывающими на то, что Христос не был распят. Эта работа положена в основу известного бестселлера Дэна Брауна «Код Да Винчи». Предлагаем читателю иной взгляд на тайны тамплиеров и события библейских времен.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.