Вертер Ниланд - [54]

— Да, разумеется, это можно, — нерешительно сказала женщина.

— Так и сделаем, — решил я. — Премного благодарен за ваш совет.

Я вновь отправился на Вейзелграхт.

— Мне нужно еще раз поговорить с г-ном Сефом Пейном, — сказал я дежурному в дверях, как будто уже разговаривал с Пейном в мой предыдущий визит, — это же, кажется, на втором этаже?

Портье услужливо направил меня на первый этаж, по коридору вторая дверь направо.

Судьба мне благоприятствовала. На площадке первого этажа было пусто. Я осторожно ступил в коридор, но человека в очках с черной оправой видно не было. Середину коридора заливал солнечный свет, проникавший через широко распахнутую дверь с правой стороны. Вторая дверь направо. Я подошел к ней и громко постучал по косяку. Человек, сидевший спиной ко мне за неким подобием стола, обернулся, но ничего не сказал.

— Я хотел бы поговорить с г-ном Сефом Пейном, мне нужны кое-какие сведения, — начал я.

Мужчина, развернувшийся ко мне на стуле, закаменел лицом. Я назвал свою должность. Губы его шевельнулись.

— Ну и что же вы хотели узнать? — процедил он сквозь зубы.

Я прошел дальше в комнату, поскольку расстояние между нами было слишком велико для того, чтобы вести беседу. Это было очень просторное, вытянутое помещение с голым полом. Многочисленные большие окна все до единого были закрыты. В комнате висел скверный запах застоявшегося папиросного дыма. По углам стояли свернутые флаги и транспаранты, на полу вдоль стен высились кипы печатного материала. Человек был один. Стол, за которым он сидел, был очень длинным и состоял из двух козел, накрытых сверху несколькими досками. По концам стола были также разложены пачки листовок. Посередине стояли пепельницы и старомодная конторская пишущая машинка, а рядом лежал квадратный, наполовину развернутый и перетянутый резинкой сверток с бутербродами.

Стол стоял примерно в метре от окна, и я обошел его, чтобы оказаться лицом к собеседнику. В комнате имелись несколько кухонных стульев, но они стояли далеко от меня. Я, не садясь, объяснил, зачем явился. Человек, который по мере моего продвижения в комнату поворачивался за мной на стуле, пристально посмотрел прямо перед собой, вытянул губы трубочкой, приподнял плечи и почти неприметно покачал головой. Его облик выказывал замечательное сходство с узнанным мною молодым человеком в редакции компартии. Этот человек был старше и дороднее, но в лице его читалась та же нездоровая напряженность, и глаза, хотя и не так глубоко посаженные, двигались мгновенными, беспокойными рывками. Он был в измятой куртке из серого плиса. В его внешности, благодаря ранней седине, отчего пряди русых волос мешались с белоснежными, можно было бы уловить нечто душевное и остроумное, но форма его черепа и, прежде всего, скулы делали это совершенно немыслимым. У него были такие же гигантские челюсти, как и у молодого человека, и рот его так же сильно выдавался вперед: я обратил внимание на его поистине непристойную величину и тяжесть. Голос человека был низким, он дурно артикулировал, и теперь я заметил — во рту его что-то перекатывалось: он жевал.

В комнату стремительно вошел какой-то человек и поставил на стол большой картонный футляр, легонько стукнув им по дереву.

— Здорово, Сеф, — сказал он и исчез.

«Сеф» поднял футляр, без особой радости оглядел его и вновь положил на стол.

— А для чего они им нужны? — спросил он.

Я объяснил, зачем нужны адреса. Он поднял брови, ничего не сказал, глотнул и развернул сверток с бутербродами. Это были разрезанные пополам и переложенные чем-то двойные ломти. Селедкой, как я теперь разглядел. Он подцепил верхний бутерброд, примерно половины которого уже не было.

— Адреса, мы адресами не располагаем, — объявил он, поднося хлеб ко рту.

«Ну, ясно, куда уж вам, — подумал я, — это уж было бы слишком».

Внезапно его действия настолько заинтересовали меня, что я ничего не сказал, а застыл, как вкопанный, не сводя с него глаз. Однако в голове моей метались всякие странные мысли. «Адреса — в глиняном горшке, — думал я, — и хранится этот горшок в нише старой стены в пакгаузе неподалеку от Таюндорп Оостзаан, и вынуть их может только худосочный парнишка лет восьми, которого спускают туда на веревке два его приятеля, пока четверо других стоят на стреме. Правда-правда».

— Жаль, — сказал я. — Я думал, что вы сумеете мне помочь.

— Нет, адресов у нас не имеется, — окончательно заверил меня Сеф Пейн.

Я уже собирался распрощаться и оставить его, как вновь что-то заставило меня замереть и молча, в высшей степени заинтересованно наблюдать. Г-н Пейн раскрыл рот и откусил от бутерброда. Только что надкушенный край, с вялой округлостью и зубчиками от прикуса, был повернут ко мне, и я видел образовавшиеся между отпечатками зубов крошечные, но очень четкие влажные горки, пики из слюны и мякиша. Не закрыв полностью рта, человек начал медленно жевать.

Я продолжал смотреть. Я знал, что не смогу долго стоять молча и через пару минут, а может быть и раньше, мне придется уйти, но некая сила словно сдавила меня тисками, повелевая оставаться на месте и наблюдать.

Человеку что-то мешало во рту. Я видел, как кончиками пальцев он копался у себя между губ и в конце концов осторожно вытащил изо рта застрявшие в передних зубах маленькие косточки. Он оглядел их, после чего, выбрав местечко, размазал по обертке бутербродов. Я попытался отвести глаза и думать о других вещах, об адресах, погоде, о том, какой смысл имела эта комната и наше присутствие в ней, но мог думать только о распластанных на бумаге косточках.