Вертер Ниланд - [42]

— Никакой экономической выгоды я из этого пока что не извлек. Зарубежные издатели и газеты платят не лучше, чем голландские. Но что касается литературы, я здорово выиграл на том, что когда-то казалось мне наивным планом. Это в высшей степени полезная задача — работать с новым, более ограниченным запасом слов. Тут приходится быть требовательнее и не строчить чушь. Мне это нравится. Когда используешь чужой язык, приходится соблюдать приличную дистанцию с сюжетом.

— Вы продолжаете писать на английском?

— Я ничего не имею против публикации на нидерландском. Голландские читатели имеют на это право. Но я чувствую, что мой английский может сослужить мне огромную службу, и посему я продолжаю работать на этом языке и по-прежнему люблю его благодарной любовью. Мне придется еще много и тяжело трудиться, чтобы завершить что-либо из того, что я сам считаю приемлемым. Я должен добиваться большего мастерства.

— Существуют ли какие-то писатели, которых вы ставите себе в пример?

— Я завидую трем-четырем из них, и сейчас пытаюсь постичь загадку их силы. Флобер, Куперус, Чехов, Тургенев. Все это — крупные фигуры, но Тургенев — величайший, гораздо больше Чехова. Тургенев — единственный, кто в совершенстве умеет преодолеть меланхолию и подчинить ее себе. Преуспевший в этой задаче совершил величайшее из того, что только под силу достичь писателю.

1 июня 1958

Провинциальные чтения

Как-то раз, совершенно случайно, я столкнулся на улице с одним художником по имени Фал, коего сопровождал безупречно одетый господин в шляпе.

— Глянь-ка, на ловца и зверь бежит, — воскликнул Фал, преграждая мне путь. — Ведь ты не откажешься чего-нибудь такое из себя почитать. Ответить на кучу дурацких вопросов. Ну и заодно выставку картинную открыть, ты же не откажешься. — Он представил нас.

Безупречно одетый господин по имени Слок оказался покровителем искусств и науки. У себя дома, в небольшом провинциальном городке, он являлся председателем некоего культурного сообщества. Наступила весна, и новые мероприятия разворачивались одно за другим.

— Сотню гульденов получишь, — сказал Фал.

— И дорожные расходы возместим, само собой, — прибавил г-н Слок.

Я еще никогда не читал на публике и не выступал с речами, но сотня гульденов была приличной суммой. Однако мысль о том, что мне придется открывать выставку, привела меня в ужас.

— Но вот насчет картин — не очень мне нравится эта идея, — сказал я. — Как же быть? В живописи я ничего не смыслю, и работ этих никогда не видел. Что я могу о них сказать?

— Да брось ты, парень, — сказал Фал. — Наплетешь чего-нибудь такого-этакого.

Г-на Слока это определенно позабавило, — он улыбнулся.

— Да, но вдруг это мазня какая? — упирался я.

— Ну, вот так и скажешь, — беспечно сказал Фал.

Слок теперь больше не улыбался, — казалось, он был встревожен.

От открытия выставки мне удалось отвертеться, но я поручился, что за тот же гонорар только выступлю перед публикой и отвечу на вопросы, — в пятницу и на следующий день, в субботу.

Сразу после заключения сего договора мы втроем направились в кабак и принялись, как безумные, надираться на слоковы денежки. Рассудком Фала, как обычно, вскоре завладела какая-то ерунда.

— Представь, вот перед тобой человек, — начал он издалека. — У человека этого имеется шляпа. У шляпы этой красивые, широкие поля. Короче, пристойная такая шляпа, можно сказать. — В качестве иллюстрации он снял со стоявшей позади нас вешалки слокову шляпу. — Прикинь, ты каждый день острыми ножницами отрезаешь от этих полей точнехонько по миллиметру. Сколько дней пройдет, прежде чем он это заметит?

Дать ответ или хотя бы высказать предположение оказалось делом непростым. Слок уставился на свою шляпу так, словно и впрямь подозревал, что Фал таскает с собой ножницы. Он расслабился только тогда, когда шляпа вновь вернулась на вешалку. Где-то через час, когда теории Фала сделались столь же смелыми, сколь и спорными, заседание пришлось прервать, поскольку Слок опаздывал на поезд.

Вечером назначенного дня я был встречен г-ном Слоком у поезда и на его машине доставлен в собрание, где в небольшом школьном классе дожидалось примерно сотни полторы заинтересованных лиц. По стенам там были развешаны географические карты и наклеенные на картон картинки с подписями «Курган в Доккуме» или «Рейн у Лобита», знакомые мне с давних пор и сразу же испортившие мне настроение.

Я привез с собой еще не изданную повесть и приступил к чтению. Ни по лицам, на которых не дрогнул ни единый мускул, ни по каким-либо иным жестам, даже когда я отчитал приличный кусок текста, невозможно было заключить, нравится она или нет. Где-то через час я перевалил уже за половину повести, и решено было устроить небольшой перерыв. Никто со мной не заговаривал, кроме г-на Слока, который следил за тем, чтобы я не оставался без кофе, но насчет прочтенного тем не менее помалкивал. А где же Фал, раздумывал я, уж он-то всегда что-нибудь ободряющее скажет. Я рассчитывал, что если мне удастся ускользнуть незамеченным и малость пробежаться, я смогу поспеть к поезду и вернуться домой, но эту мысль я отбросил — еще и потому, что пока не получил гонорара и возмещения транспортных расходов. «Эти провинциальные господа не такие уж дураки», — подумал я.