Вертер Ниланд - [17]

Шрифт
Интервал

Несмотря на темноту, мы видели поднимавшийся над кладбищем дым, который шел в нашу сторону. Он пах чем-то тлеющим, не до конца прогоревшим. — Они там кости жгут, — сказал Маартен. — Мертвец как лет семь полежит в земле, на нем мяса уже не остается. — Он прибавил кое-какие детали. Кости, висевшие в его комнате, он, по его словам, добыл из больших куч на кладбище, когда замерзли рвы. Кто-то ему при этом помогал. Они прихватили еще и головы, но потеряли их, потому что на обратной дороге стали играть ими в футбол, не зная, что работники кладбища отправились вслед за ними. В последний момент им удалось убежать, но черепа пришлось бросить. Уже начинало подтаивать, и, когда они вернулись, лед треснул.

Я не знал, правдив ли был его рассказ. Под конец он поведал, что на некоторых головах были еще целы волосы. Эта деталь, решил я, не могла быть выдумкой, так что я поверил всей истории. «День имеет три знака», — сказал я себе: я полагал, что танцы матери Вертера, возвращение горящей коробки и рассказ Маартена про кости мертвецов таинственным образом связаны.

Придя домой, я позвал Маартена с собой на чердак и включил свет. Однако поднимаясь наверх, я уже страстно мечтал остаться один. Маартен искательно огляделся и принялся осматривать рундук.

— Это секретный сундук, — сказал я. — Тебе нельзя его трогать. — Я зашел за рундук и достал бумагу и карандаш. — Мне тут как раз нужно записать кое-что насчет клуба, — сказал я, глядя на бумагу так, словно там было написано какое-то сообщение. — Почтальон принес срочное послание. Мне нужно с этим разобраться, но при этом другим не-членам присутствовать нельзя. — Я в раздумье посмотрел на него. — Ты должен уйти, — заключил я, — ничего не поделаешь.

Маартен ушел, не произнеся ни слова. Когда он спускался по лестнице, я сказал: — Тебе нельзя больше сюда приходить, потому что я не могу общаться с врагами клуба.

Я зажег свечу, выключил свет и написал: «Армейский Клуб. Что может делать Клуб. Мы можем пускать по воде горящие коробки. Это здорово, чтобы изводить водяных монстров. 2. Ходить на кладбище, когда подмораживает, и брать кости и черепа. Когда не подмораживает, мы строим плотину. Это должно быть сделано членами, которые много знают про рытье и строительство. Главным назначается предводитель, это председатель клуба. 3. Смотреть в лесу, если, например, кто-то быстро пробегает и начинает танцевать. Это видно, потому что она без пальто». Последний пункт поверг меня в глубокую задумчивость. Я поставил под написанным дату, спрятал бумагу под черепицу и взял новый лист. Я решил послать Вертеру письмо и написал: «Вертер, мне нужно срочно с тобой поговорить, потому что это очень важно. Надвигается опасность. Жду тебя завтра в четыре часа. У твоего дома, на углу. Элмер».

Мне разрешили ненадолго выйти на улицу. Когда я подошел к подъезду дома Вертера, на меня пахнуло тем же запахом, который я ощутил в его доме. Я открыл почтовый ящик, но, вместо того, чтобы бросить туда письмо, прислушался, наблюдая за улицей. Всего лишь сквозняк прошелестел по моему уху, и я ничего не уловил. И все же я продолжал вслушиваться. Через некоторое время в одной комнате раздался грохот шагов и приглушенные голоса. Я решил было открыть дверь отмычкой и присесть на нижней ступени лестницы, но не решился.

Внезапно где-то наверху, в коридоре, распахнулась дверь и послышался голос матери Вертера. «Я обладаю большей властью, чем вы думаете, — сказала она громко. — У меня есть зеленые драгоценные камни, которые…» (тут я упустил некоторые слова). После этого дверь с довольно сильным грохотом захлопнулась; я еще слышал голоса, но они были слишком слабыми, чтобы разобрать их. В конце концов я бросил письмо в почтовый ящик и пошел домой.

На следующий день, после полудня, я ждал Вертера на означенном месте. Я ушел сразу после занятий и знал, что встречу его, поскольку он ходил в частную школу, до которой было минут двадцать пешком. Заметив его приближение, я ринулся ему навстречу и пошел вместе с ним, по дороге пустившись в длинное объяснение.

— Это очень ужасное недоразумение, — сказал я. — Нужно его прояснить. Мы вовсе не враги, но есть кое-кто, и он хочет разрушить клуб: он сеял раздор. (Последнее выражение я где-то недавно вычитал.)

Вертер не сердился и слушал меня благосклонно.

— Завтра утром мы должны собраться, — сказал я.

Мы подошли к крыльцу моего дома. Там он в нерешительности остановился.

— Нам надо поговорить, — сказал я, — это необходимо. — Внезапно его мать просунула голову в маленькое окошко, которое вряд ли могло находиться в комнате или на лестнице. Она заговорила с нами.

— Привет, ребята, — со смехом крикнула она.

Я не был уверен, нормально ли это или же очень странно.

— Мам, ну ты прямо как акробат, — сказал Вертер. Он хмыкнул, но тут же пристально посмотрел наверх.

Его мать шутливо потрясла головой, выставила подбородок и спросила:

— Это не дружочек ли твой Элмер? Вы опять там что-то затеваете? Такая симпатичная парочка. Идите-ка наверх.

Вертер заколебался, но, когда мать повторила приглашение, мы поднялись по лестнице. Она уже стояла в проходе, поджидая нас. Я, внимательно оглядевшись, прикинул, где могло находиться окошко, и пришел к выводу, что, очевидно, в уборной.


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Тихий друг

Три истории о невозможной любви. Учитель из повести «В поисках» следит за таинственным незнакомцем, проникающим в его дом; герой «Тихого друга» вспоминает встречи с милым юношей из рыбной лавки; сам Герард Реве в знаменитом «Четвертом мужчине», экранизированном Полом Верховеном, заводит интрижку с молодой вдовой, но мечтает соблазнить ее простодушного любовника.


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
На дороге стоит – дороги спрашивает

Как и в первой книге трилогии «Предназначение», авторская, личная интонация придаёт историческому по существу повествованию характер душевной исповеди. Эффект переноса читателя в описываемую эпоху разителен, впечатляющ – пятидесятые годы, неизвестные нынешнему поколению, становятся близкими, понятными, важными в осознании протяжённого во времени понятия Родина. Поэтические включения в прозаический текст и в целом поэтическая структура книги «На дороге стоит – дороги спрашивает» воспринимаеются как яркая характеристическая черта пятидесятых годов, в которых себя в полной мере делами, свершениями, проявили как физики, так и лирики.


Век здравомыслия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На французский манер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Больная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Улица Сервантеса

«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.