Верная река - [18]

Она спокойно выдержала его обезумевший взгляд и ждала выстрела. Бедный мучитель не опускал пистолета и не знал, что делать дальше. Он стоял с оружием, направленным прямо между чудных глаз девушки, и все больше бледнел.

– Почему же вы не стреляете? – спросила она.

– Молчать!

– Либо стреляйте, либо ищите дальше, нечего комедию разыгрывать.

– Где крупа?

– Крупы есть немного, но она необходима для живущих здесь и для одного раненого.

– Где эта крупа?

– Об этом мы поговорим. Сперва уберите пистолет, который должен быть направлен на врага, а не в головы беззащитных женщин в каких-то чуланах.

– Молчать! Где крупа?

Тут в разговор вмешался Щепан, стоявший вплотную за спиной панны Саломеи.

– Крупы очень мало, – сказал он, – и кашей отряд не накормишь. Я принесу картошки.

– А картошка где?

– С меру найдется в яме.

– Сколько?

– Говорю, с четверть будет, а может, и побольше.

– Мороженая?

– Может, и нет. Укрыта была хорошо.

– Где же она?

– А там, где ей полагается быть. Я сам принесу. Не то, если все полезут, только растопчут ее. Всей картошки вам все равно не съесть.

– Съедим сколько захотим.

– А другие придут, чем их кормить?

– Пусть глину жрут.

– Опять будут пистолетом в голову тыкать.

– Замолчи лучше, проклятый дед! – заорал изголодавшийся повстанец.

Он схватил старика за шиворот и тряс его изо всех сил. Щепан смело дернулся раз-другой и вырвался из рук повстанца. Панна Саломея пришла старику на помощь. Она с силой оттолкнула нападающего. Тот посмотрел на нее совершенно одичавшим взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Он мог вот-вот выхватить пистолет и выпалить. Желая его утихомирить, она попробовала обратить все в шутку, направить его ярость в другое русло и стала рассказывать анекдот о поваре.

– Видите, – сказала она, – у него выбиты два передних зуба.

– А я ему и остальные выбью.

– Прежде чем выбить остатки старых зубов, послушайте историю тех, которые уже выбиты.

– Какое мне дело до его зубов?

– О, можно ли таким образом вести разговор с дамой?

– Вести разговор… Рассказывайте, если это так важно.

– Да ведь вы не слушаете. Как же рассказывать?

– Я-то слушаю, а вот вы не слышите, как во мне голод благим матом кричит.

– Ну, это не длинная история, – голод потерпит. Видите ли, дело было так. Когда этот наш старичок был еще молодым, он служил тут, в этом же доме поваренком. Не успел он оглянуться, как его призвали в солдаты. Жаль стало ему кухни, кастрюль и соусов, да и солдатчина его пугала, – двадцать пять лет под ружьем, шутка ли. Пришел за ним староста, взять его на освидетельствование. Наш поваренок, недолго думая, выбежал за угол дома, поднял с земли камень и выбил себе два передних зуба, без которых, как вам известно, невозможно скусывать патроны для кремневых ружей. Староста хвать его за шиворот, хотел связать, а тот хохочет во все горло, показывая окровавленную рану во рту.

– Ну и что?

– Ничего. Только отсюда мораль – что драться по пустякам не надо. А старик еще не раз выкидывал фокусы не хуже этого.

– Все побасенки я позволю себе отложить на то время, когда почистим картошку. «Primum edere, deinde philosophari».[11] Понимаете, что это значит?

– Должно быть, что-то насчет еды.

– Вот то-то! Ну, живо, где мешок?

Получив мешок, он двинулся под предводительством Щепана во двор и вскоре вернулся с картошкой. Они затопили плиту, впихивая в нее колья от забора. Все принялись чистить картошку. Оказалось, что в запасах отряда имеется кусок раздобытого где-то сала. Щепан исчез в темноте и притащил на дне мешка с гарнец крупы из своего тайника. Кашу и картошку он начал варить по всем правилам кулинарного искусства. Но при этом он то и дело выбегал наружу, чтобы нести караул, прислушиваться глухими ушами – не дрожит ли земля под ногами вражеской пехоты?…

VI

Рана в бедре не только не заживала, а, наоборот, внушала все большее опасение. Ниже раны образовался большой нарыв, причинявший такие страдания, что больней кричал по целым часам. Даже мысль об опасности, висящей над домом, и страх за свою жизнь не могли укротить эти нечеловеческие крики, похожие на звериный вой. Панна Саломея не только не спала по ночам, но, опасаясь внезапного вторжения солдат, боялась даже на минуту прилечь. Уносить князя в сарай, если бы раздался предупреждающий стук Ривки, было теперь бессмысленно, так как больной стонал даже зарытый в сене. Однажды целый отряд солдат и предводительствующий им офицер, услышав какие-то подозрительные звуки, ходили по всему сараю, глубоко вонзая в сено штыки. Только благодаря счастливой случайности они не наткнулись на тайник, а мысль, что сарай пригодится еще для ночлега, удержала офицера, и он не отдал приказа, чтобы его сожгли. Было совершенно очевидно, что пуля спускается вдоль голени Одровонжа, вызывая все новые нарывы, причинявшие нечеловеческие страдания. Такая жизнь была невыносимо тяжела. Панна Саломея решила, что единственный выход – пригласить хирурга. Но как это сделать, если нет ни гроша в кармане, ни лошадей, ни санок, если все, что у нее было, забрали этой зимой проходившие отряды повстанцев. Нанять лошадь в деревне было опасно, так как враждебно настроенные крестьяне могли обнаружить пребывание раненого в доме. Увезти его из дома она не могла решиться. Он сам нашел было верное средство. Однажды, когда она стояла у постели и кормила его, он сунул руку в карман ее платья и выхватил пистолет, который она ему показывала в первые дни. Она отняла у него пистолет. С тех пор, корчась от боли, он целыми часами молил ее, чтобы она выстрелом в лоб прекратила его страдания. Когда ему удавалось схватить ее за руки, он впивался в них своими пылающими как раскаленные добела железные клещи пальцами и вымаливал у нее смерть. Каких только просьб, каких доводов он ни приводил, моля об одном-единственном выстреле.