Вера и личность в меняющемся обществе - [119]
Эмоциональная насыщенность, осмысленность жизни стоят и в центре того письма, которое Ярославский написал в феврале 1918 года из Москвы своей жене Клавдии Кирсановой (тогда она была комиссаром в Омске). В период с лета 1917 до начала 1918 года, когда популярность большевиков в городах резко выросла, казалось, что пришел наконец момент осуществления описанной Хаимсоном потребности в слиянии революционеров с «внешней народной массой». Находясь под впечатлением от участия в массовой политике, демонстрациях и митингах, Ярославский пишет Кирсановой о своих успехах в публичных выступлениях и достигнутом непосредственном контакте с московскими рабочими:
Сейчас окружает меня любовь кругом. Тысячи глаз любовно смотрят на меня, когда я каждый день выступаю два-три раза в рабочей среде. Как любят меня! Вчера в Даниловской мануфактуре какая-то старушка в двенадцатом часу ночи уговорила меня пойти к ним чай пить. Если б ты видела, с какой любовью следили они за мною, как я уплетаю поджаренную колбасу с хлебом к чаю, как провожали меня!
Посылаю тебе письмо – одно из бесчисленных, получаемых мною теперь. Приходят старики, старухи, юноши, девушки просто рассказать о своем горе. У меня какое-то религиозное чувство, какой-то экстаз проявляется, становясь в моих речах – проповедью социализма. И это чувствуется другими! Сейчас, в связи с походом поповским, я говорю о церкви. В богомольной Москве меня, еретика, слушают с затаенным дыханием тысячи, потому что я кроткий образ Христа, сына бедного плотника, противопоставляю митрополитам, получающим по 300 рублей оклада жалованья[920].
Примечательно в этой цитате не только то, что Ярославский представляет свое общение с рабочими как глубокое духовное переживание, момент эмоционального преодоления границ, сравнимый с религиозным, но и то, что он использует для описания этого переживания язык и образы, имеющие религиозную коннотацию. Его не только переполняет «какое-то религиозное чувство». Его отношение к рабочим определяется, вопреки марксистской теории, не «объективным» отношением соответствующих лиц к производительным силам, но субъективной и неформальной привязанностью чувств, «любовью», с которой семья рабочих принимает одинокого революционера Ярославского за совместной трапезой, как блудного сына[921].
Еще удивительнее с точки зрения радикального атеизма Ярославского образ Христа. Ярославский использует его на двух уровнях: с одной стороны, он мыслит фигуру Христа как политический инструмент, который рабочие понимают лучше, нежели сложные политические теории. С другой стороны, Ярославский ничтоже сумняшеся сравнивает себя самого с Христом, с аскетической фигурой святого, священником, проповедующим социализм. Провозглашение социалистической идеи становится возможным благодаря «любви», из‐за которой революционер Ярославский оказывается в особо восприимчивом состоянии духа, похожем, как он сам выражается, на религиозный экстаз. Его публика, очевидно, разделяет это состояние.
Другой образ, который рисует Ярославский, – в письме Кирсановой лишь подразумеваемый, но в других местах явный, – это образ «массы», который вписывается в марксистский дискурс. Например, Ярославский пишет в письме в мае 1922 года: «Масса требует, чтобы я все отдал ей». «Масса» для Ярославского и его товарищей была не понятием, которое напрямую соотносилось с социальным феноменом, а скорее конструкцией, на которую проецировались собственные запросы и надежды. Неслучайно в цитированном выше фрагменте Ярославский так восторженно выражается по поводу того, что именно его, воплощающего фигуру маргинала, еврея и еретика, любят в русской богомольной православной Москве, что «тысячи» воспринимают его, атеиста, как фигуру Христа.
«Масса» служила ему в качестве терапевтического средства для самоутверждения. А при негативной реакции на большевистского оратора могла превращаться в свою противоположность, «толпу», безразличную и безликую, которой чужда историческая революционная миссия «массы» в ее связи с революционером. Выражение «толпа» часто встречается у Ярославского в контексте антисемитских и антиинтеллектуальных настроений. Когда положение большевиков в бесконтрольном хаосе июльских дней 1917 года все более обострялось и стало угрожать их существованию, Ярославский писал Кирсановой из Москвы:
В толпе явные антисемиты, по адресу товарища все время слышно: жид, жид, жиды. Главное, на что опираются наши противники, это то, что б[ольшеви]ки не составляют большинства, а большинство – [э]с[е]ры и м[еньшеви]ки ‹…› На душе у меня смутно, нехорошо. Идет ловля б[ольшеви]ков, я несколько раз выступал среди враждебно настроенных людей: ‹…› толпа слушала враждебно и прерывала[922].
В то же время через понятие «массы» в дискурсе русских марксистов, а значит, и в текстах Ярославского, выражалась не только потребность в признании и «любви» трудящихся, но и представления об иерархии и отношениях господства-подчинения, то есть чувство превосходства марксистских интеллектуалов. Как и в дискурсивной практике буржуазных интеллектуалов XIX – начала XX века
Тех, кто полагает, будто в России XIX века женщины занимались сугубо домашним хозяйством и воспитанием детей, а в деловом мире безраздельно правили мужчины, эта книга убедит в обратном. Опираясь на свои многолетние исследования, историк Галина Ульянова показывает, что в вопросах финансов и заключения сделок хорошо разбирались как купеческие дочери, так и представительницы всех экономически активных сословий. Социальный статус предпринимательниц варьировался от мещанок и солдаток, управлявших небольшими ремесленными предприятиями и розничными магазинами, до магнаток и именитых купчих, как владелица сталепрокатных заводов дворянка Надежда Стенбок-Фермор и хозяйка крупнейших в России текстильных фабрик Мария Морозова.
В книге Надежды Киценко, профессора истории в Государственном университете штата Нью-Йорк в Олбани (США), описываются жизнь и эпоха отца Иоанна Кронштадтского (1829–1908 гг.), крупной и неоднозначной фигуры в духовной жизни Российской империи второй половины XIX — начала XX вв. Отец Иоанн, совмещавший крайне правые взгляды и социальное служение, возрождение литургии, дар боговдохновенной молитвы и исцеления, стал своего рода индикатором: по тому, как к нему относились люди, можно было понять их взгляды на взаимоотношения церкви и государства, царя и революции, священников и паствы, мужчин и женщин.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Таманская армия — объединение Красной армии, действовавшее на юге России в период Гражданской войны. Существовала с 27 августа 1918 года по февраль 1919 года. Имя дано по первоначальному месту дислокации на Таманском полуострове.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
Монография посвящена проблемам присоединения Центральной Азии к Российской империи в XVIII–XIX вв. Центральная Азия, как полиэтничная территория, тесно связана с судьбами Российского государства. Преемственность истории, культуры, правовых норм породила новую, евразийскую общность. В своей основе экономика и культура народов Центральной Азии стала частью как кочевой, так и оседлой цивилизации. В XVIII–XIX вв. народами Центральной Азии была создана особая система евразийской государственности, гражданских и военных институтов власти.
«Парадокс любви» — новое эссе известного французского писателя Паскаля Брюкнера. Тема, которую затрагивает Брюкнер на этот раз, опираясь на опыт своего поколения, вряд ли может оставить кого-то равнодушным. Что изменилось, что осталось неизменным в любовной психологии современного человека? Сексуальная революция, декларации «свободной любви»: как повлияли социокультурные сдвиги последней трети XX века на мир чувств, отношений и ценностей? Достижима ли свобода в любви?Продолжая традицию французской эссеистики, автор в своих размышлениях и серьезен, и ироничен, он блещет эрудицией, совершая экскурсы в историю и историю литературы, и вместе с тем живо и эмоционально беседует с читателем.
Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.