Венок Петрии - [83]
Скатертью дорожка, думаю, чтоб тебе шею сломать. Глаза б мои тебя не видали! Как же, плакать стану, что ты десять лет не наведывался! Будь ты неладен!
Покрутилась возле хлева малость. Делать мне там неча. И ничё не могу найти такого, чем бы заняться, чтоб не сразу в дом иттить. Щека-то полыхает.
Но все-таки пошла в дом. Пройду, думаю, в комнату, а мимоходом, в кухне, одним глазом на его гляну.
Сидит мой мужик на кровати, но весь согнулся, ровно, прости, в нужнике скорчился. Руки в коленях, животом на их налег, а голова прямо над коленями свешивается. Бутылка возле стоит, можно сказать, пустая, так, на донышке чуток виднеется.
Ну, думаю, Курьяку не для чего было и оставаться. Где бутылка пустая, он долго не задержится.
А во мне злость кипит, щека огнем горит. При чужом человеке ударить! И за что? Хорошо это с его стороны?
Но тут уж не до обид. Надо Мису из беды вызволять.
Спрашиваю его от дверей:
«Миса, нехорошо тебе, что ль?»
Молчит.
«Нехорошо, что ль, Миса?!»
Снова молчит.
Ладно, думаю. Хочешь молчать, молчи.
И пошла в комнату. Сунулась туда, сюда. Чем бы, думаю, руки занять?
Подошла к шифонеру. Дай, думаю, на полках разберусь, порядок в белье наведу.
Прошло время, но самая малость — чашку кофею не выпьешь. Ослобонила я первую полку, положила все на постелю и вдруг слышу: вроде бы вздохнул кто, да тяжело так. Господи, что такое?
Я прямо остолбенела. Что это? Может, ослышалась?
А тут он застонал громчей, теперича я уж хорошо расслышала.
«Ой, — стонет, — ой, мама родная!»
Я кинулась в кухню.
«Что с тобой, Миса? — Присела возле его, хочу голову его поднять. А на лбу, вижу, холодный пот выступил. Ровно он токо что у колонки умывался. — Что с тобой, Миса, горюшко мое?»
«Ой, живот, — стонет. — Ой, живот! Ох, мама родная, живот!»
Вот беда, что делать?
Засуетилась я.
Держу ему голову, а он глаза закрыл и ледяной росой мне ладони холодит. И бледный-бледный, а там, где его солнцем опалило, на лбу, носу и щеках, грязная желтизна проступила.
«Что болит, Миса? Скажи, что болит-то?»
«Ой, — говорит, — все болит. Весь живот болит, кругом все болит. — И показывает рукой под ложечкой. — Словно ножом режет».
Надо, думаю, его на постелю уложить.
«Ляжь, — говорю ему, — на постелю. Все легче будет».
Он не спорит, позволил мне подсобить ему, но токо взгромоздился на постелю, ишо и ноги не вытянул, голову на подушку не опустил, а застонал пуще прежнего.
«Ох, смертынька моя пришла! Однова помирать, но муки-то такие зачем! Ох, мама родная! Ох, Петрия, пришло время нам расставаться».
Я взяла холодной воды, протираю ему лицо, вместе с им причитаю.
«Миса, не говори такие слова. Миса, — плачу, — не бросай меня одну на этом свете. — Целую ему ледяные руки. — Миса, не помирай, видишь, руку, что ударила меня, целую, не помирай токо. Не бросай меня, ведь я теперича всю свою жисть грызть себя буду за то, что перед смертью ты на меня осерчал. Миса, не помирай, богом тебя заклинаю!»
Так скрюченного мы его и отвезли в больницу. С той поры он, можно сказать, и не поднялся.
Пролежал Миса в больнице какое-то время. И ходили за им там, ничё не скажу, лечили. Да что толку, ежели они уж угробили его.
Не стало ему много лучше, а доктора говорят:
«Мы его выписываем. Он может дома лечиться».
Вернулся Миса домой, ему и вправду вроде полегчало. Но вскорости так скрутило, что я снова его в больницу свезла.
Так год цельный прошел — то в больницу, то из больницы.
А в семидесятом — лето как раз было — приехала Зора со своим Мирко. Решили они забрать от меня Снежану. Получили, мол, квартиру в Зренянине, есть теперича где дочку держать.
«Чего же вы ее у меня, — говорю, — забираете, когда у меня Миса разболелся. Пущай бы уж здесь восьмой класс кончала».
Они ни в какую.
«Дядя болен, — говорят, — и у тебя на ее время не хватает. Токо мешается».
Какое мешается, оставьте бога ради! Должно, их Мисина болесть испужала.
Со всеми своими горестями, может, я и вправду хуже за ей смотрела, но девочку я любила, и мне хотелось, чтоб она у нас осталась.
Да и Миса ее тоже любил. Пока был в силе, возьмет ее за руку и идет с ей, куда она ни попросит.
Какая б, брат, беда с тобой ни приключилась, ежели есть возле тебя милый и дорогой тебе человек, все на душе легче. Как Миса ляжет в больницу, я иной раз ночь напролет возле девчонки просижу. Она спит, а я смотрю на ее и по волосам глажу.
Так вот и Снежану увезли. Все. Осталась я одна.
В тот год осенью Миса снова угодил в больницу. И пролежал там почитай два месяца.
Вижу я, больница ему без пользы. Решила я напрямки с докторами поговорить.
«Можете вы, — спрашиваю я их, — мого мужа на ноги поставить или не можете? Честно мне скажите».
Они туда-сюда, то, это. Видать, и сами не знают, что сказать.
«Понимаете, — говорю я им, — что я вас спрашиваю? Можете вы мужа вылечить или не можете? Ведь так боле терпеть нельзя».
«Дак ведь, — говорят они мне, — ты и сама видишь, каково ему, прежнее здоровье мы, понятно, возвернуть не можем, мы можем токо пособить ему протянуть ишо какое-никакое время. А может, лучше было бы в Белград его отправить».
«Само собой, — говорю, — угробили человека, а теперича в Белград его вези. Пущай другие над им голову ломают».
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».