Венок Петрии - [82]
И смеется скрозь слезы. Будто долго кому насолить собирался, и вот сбылось, насолил в конце концов.
«Эх ты, голова садовая, — говорю, — и ишо смеешься. Кто тебя на службе такого держать станет? И какая жена захочет терпеть?»
Миса уж уселся на кровать, ноги-то не слушаются. И кричит мне:
«На что ему жена? Жика, на кой тебе жена? Живи, знай, сам себе господином. Она, думаешь, поймет?»
Снова Курьяк расставляет руки.
«Послушай, Петрия, — говорит, — не надо, как бога тебя прошу. Все мне одно твердят, все хотят, чтоб я их понял. А меня кто поймет? Я тоже человек! Сердце у тебя есть, душа есть? Меня тоска ест, ничё не могу с собой поделать. Потому и сюда приехал, потому и выпил».
Надоело мне все это хуже горькой редьки, право слово. Плетут, плетут, сами не знают чего, никак не хотят в толк взять, что им говоришь.
«Что там не надо, — говорю. — Цельный век вы одно и то же талдычите, из-за вас и вина вашего до времени в могилу ляжешь. — И аж заплакала от обиды. — Что, ежели он по собственной дурости помрет в одночасье? Ты что думаешь, в мои годы легко другого мужа найти?»
Пьянчуга вытаращил на меня зенки свои.
«Неужто, Петрия, — говорит, — я тебе такое горе причиню! — И бьет себя по голове. — Да помереть мне на этом самом месте! Да я тебя, Петрия, как сестру родную люблю, как ты можешь такое говорить!»
А Миса вдруг обиделся. С каким это я другим мужем жить собралась?
Хочет встать, хмель не дает. Приподымется и снова на постелю валится.
«Заткнись, Петрия! — как резаный кричит. — Чтоб голоса твого я боле не слышал! Подавай на стол, вот твое дело! Все прочее не по твоим куриным мозгам!
«Ладно, — говорю, — не по мозгам так не по мозгам».
«Подай коньяк, — говорит. — И ступай отсюдова».
Хорошо, думаю, уйду. Радость-то глядеть на вас небольшая.
Подала им обед, шваркнула на стол кастрюлю и тарелки. Ешьте, чтоб вам не наесться.
Вынесла из комнаты бутылку с коньяком, рюмки. Пейте, чтоб он у вас колом в горле встал.
И ушла в комнату.
Села на кровать — делать-то все равно ничё не могу, слушаю, что за дверью деется.
Хочь бы уж ели как люди. Куснули раза два и все. За рюмки взялись.
И грусть-тоска вмигом прошла. Злились, вздорили, слезы пьяные проливали, минута не прошла, глядишь, опять веселые. Все-то им по сердцу, все веселит и радует.
Миса к скрипке потянулся.
А он, как молодой был, пиликал на ей. И тогда не очень-то умел, а ноне и подавно. Да что там! Давай наяривать. А Жика, тот на весь поселок знаменитый был. Пел больно хорошо, голос у его был красивый.
И вот затянули они в два голоса: «Милорад — пропойца, кот, никаких ему забот». Чуть попоют, глотку промочат: будь здоров, со свиданьицем, будь здоров, со свиданьицем!
Сижу в комнате, видать, уж час битый. Все жду, когда конец будет.
А там уж и ждать сил не стало. Да рази можно Мисе так пить?
Вышла я к им.
«Слушайте, — говорю, — вы что, совсем очумели? Да рази можно ему так пить?»
Миса по-прежнему на постели сидит. И через скрипку свою мне и говорит:
«Я тебя звал?»
«Нет, — говорю, — ты меня не звал, но, ежели опять сляжешь, всенепременно позовешь. Курьяк за тобой ходить и тебя лечить не станет».
Он бросил скрипку, схватился за свой костыль.
«У, — кричит, — мать твою так!»
И замахнулся на меня.
Но костыль короткий, а я далеко: не достал.
«Всю жисть, — говорит, — мне испоганила, из-за тебя я до ручки дошел!»
Жика навалился на его, костыль отымает.
«Перестань, — кричит, — Миса! Не смей ее из-за меня бить! Беги, Петрия, отсюдова!»
«Никуда я не побегу, — говорю. — Спасибо тебе, Миса. Я думала, у тебя другие слова для меня найдутся».
Ежели б он меня не знаю как ударил, все было б не так горько. А я-то, думаю, за им всю жисть как за малым дитем ходила.
Отнял у его Жика костыль. Но спьяну-то сам на ногах не удержался, вместе с костылем кубарем в угол полетел. И подняться честью не может.
Миса встал у стола. Шагнул ко мне.
«Поди сюда! — говорит. — Поди сюда!»
Я подошла. Он замахнулся и ударил меня по щеке. Крепко ударил, я аж покачнулась.
«Мать твою деревенскую! — говорит. — Ты меня ишо учить будешь, как жить! Ты ишо будешь в моем доме моих приятелей оскорблять! Пошла вон! Видеть тебя здесь не желаю!»
У меня слезы из глаз хлынули. Щека огнем горит.
«Хорошо, — говорю, — Миса. Спасибо тебе, Миса».
Повернулась и пошла.
Вышла во двор. Пошла к сараю, где у меня куры и поросенок, вроде дело у меня там.
Повозилась немного, слышу за спиной вздорят голубчики. Жика уйти порывается, а мой его не пущает.
«Посиди, — кричит, — ведь так долго не видались!»
А Жика обиженно так ему отвечает:
«Нет, не останусь. Не ждал я такого от твоей Петрии! Я-то ее, как сестру родную, любил. И в Окно мне теперича нет охоты оставаться».
Спорят, стало быть: останься, не останусь, опосля вижу, Жика на крыльцо вылез.
Сошел во двор и давай слоняться по ему с костылем Мисиным. Забыл, что он у его в руках, и таскает с собой.
Увидал меня и говорит:
«Не ждал я такого от тебя, Петрия, право слово, не ждал. Не думал не гадал, что на родине моей меня так встренут. Не понять тебе твоими бабьими мозгами, что в моей душе деется».
Тут заметил вдруг в руке костыль, положил его возле стены и заковылял к воротам. Гляжу — двинул вниз по улице.
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».