Венок Петрии - [47]
Не успела ведьма прикончить меня и мого ребенка, хочь и помочи я не дождалась.
Открыла я глаза, увидала себя в кровати, и такая радость во мне взыграла, что это был токо сон, а сама-то ишо дрожу как осиновый лист. Руки, ноги будто ватные, а пот градом катится.
Сердце колотится, губы пересохшие запеклись.
Села в кровати, озираюсь в темноте.
Плюнула трижды — тьфу, тьфу, тьфу — себе за пазуху. О господи, думаю, и ты не больно, видать, умен, ежели такой сон на меня наслал. Что ж это за сон такой, прости меня господи?
Перекрестилась, дунула на пальцы три раза.
«Избавь меня, господи, — шепчу, — от таких снов. И коли попрекнула тебя плохим словом, прости меня, господи».
Дай, думаю, встану, холодной воды глотну. Малость в себя приду.
Вылезла из кровати, глянула в окно.
На дворе темень темная. Не белел бы снег — его чуть и осталось, — свого пальца перед носом не увидишь.
И тут в тишине этой в дверь забарабанили. Трах! Трах! Трах!
Будто немцы во двор ворвались, поставили пушку под окна и открыли пальбу. Весь дом ходуном пошел от стука этого.
Дернулась я со сна-то, и примстилось мне, что я ишо в кровати и она подо мной рухнула, и я вместе с ей в погреб провалилась. В голове шум, треск и чую — надолго. Может, все нутро мне перевернет, пока утихнет.
А это что такое, думаю? Не иначе, беда. Добра не жди. Добро ночью не приходит.
«Иду! — кричу. — Иду!»
А сама с перепугу стою у окна и думаю, открывать иль не открывать. Ежели, раскидываю умом, затаиться, может, беда уйдет. Может, она и пришла-то не ко мне. Уходи, беда, дай ишо пожить малость.
Ан нет, господи, не уходит. Кричат со двора:
«Петрия! — Мужской голос зовет. — Открой, Петрия! Ты что, оглохла?»
Голоса не узнаю. Незнакомый голос.
«Иду! — кричу. — Иду!»
Вижу, никуда не денешься, надо открывать. Не уйдет.
Натянула юбку — и к двери.
Открыла.
За дверью стоит Каменче из Дворишта, он тогда работал здесь на шахте; теперича он мой побратим, а в ту пору я его, можно сказать, совсем не знала. На голове у его каска, в руке шахтерская лампа горит, а сам весь черный, грязный, рук не успел помыть.
Как увидала я Каменче таким вот, сразу все поняла. Ровно мне кто на ухо шепнул ясно так: «С Мисой беда. Муж твой погиб. Ох, Петрия, горемыка ты разнесчастная, неужто и это тебя не минуло? Что теперича делать будешь, матерь божия, спаси и помилуй?»
Гляжу я на Каменче, а рта открыть не могу.
«Ты что пришел, Каменче?» — спрашиваю наконец.
«Петрия, — говорит он, — одевайся, пойдем. Главный анженер тебя вызывает».
У меня под ногами ровно могила разверзлась, и я медленно начала над ей склоняться, так что черное ее дно увидала.
Зажгла свет, вижу, человек передо мной стоит, а все другое как было во тьме, так и осталось, токо тьма эта круг меня пошла волнами ходить.
Ухватилась я за вешалку возле двери.
«Каменче, — говорю, а сама едва языком ворочаю, — скажи, Миса погиб, да?»
Гляжу на его как на самого бога. На колени встала бы ровно перед святым, прости господи, коли б это помогло.
«Нет, — говорит, — не погиб. Пойдем скорей, ждут там тебя».
«А что ж тогда, — спрашиваю, — раз не погиб?»
«Да ничё особенного, — говорит. — Идем скорей!»
А сам, вижу, глаза отводит, бежит от меня. И все лампу свою поправляет, а чего ее поправлять? Она горит себе.
«Ой, — говорю, — Каменче, черная твоя душа, врешь ты все! Погиб бедный мой Миса! Ой, злая моя судьбина, мужа отняла у меня! Как же я, несчастная, одна жить буду?»
И не знаю, что мне с собой и делать. Стою столбом и шелохнуться не могу.
«Слушай, Петрия, — говорит Каменче, — не сходи с ума, не погиб он, правду тебе говорю. Одевайся, и пойдем».
Повернулся и боком мимо меня прошел в дом. Вошел в кухню, озирается.
«Так что ж с им? — спрашиваю я его опять. — Как бога тебя прошу, Каменче, сделай милость, скажи!»
Он и говорит из кухни:
«Покалечило его. Не сильно. Слегка».
Я токо руками всплеснула. Ох, беда!
«Как покалечило, Каменче? — А язык во рту разбух, слова выговорить не дает. — Сильно? Жить-то будет?»
«Петрия, — говорит, — я точно не знаю, как покалечило. Похоже, несильно. Ты не бойся, поправится он».
А в глаза, брат, не глядит, и все. Вошел в комнату, шуршит там чем-то, возится вроде как еж в сухих листьях. Видать, в одеже моей копается, ищет, во что мне одеться. Нашел, сует мне в руки. Зачем это он, думаю я про себя, я ведь уж в юбке и сама не слепая, не расслабленная.
Хожу за им, будто он меня веревкой к себе привязал и за собой волочит. Натягиваю на себе, что он в руки мне сует. Обрядил, можно сказать, в сто одежек.
«Слушай, Каменче, — спрашиваю, — а ты его не видал? Какой он был, когда его вывели?»
«Я, — говорит, — Петрия, не видел. Потому и не могу тебе сказать, что там было в точности. Не знаю просто».
«А откуда знаешь, что несильно покалечен? Ты сам-то где был?»
«В забое, — говорит. Это, значит, там, где уголь рубают. — У мастера отбойный молоток отказал, и он послал меня за другим. Тут меня анженер Маркович увидал и послал за тобой».
Но вижу, брат, врет он все, по глазам вижу.
Про несчастья да беду шахта мигом узнает. Сирены воют, тревогу дают. Работа тут же встает. Кто на помочь бежит, кто поглазеть, что случилось, а кто спасается, коли, к примеру, газ появился.
Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.
Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».