Великий день инков - [53]
— Не понимаю, не понимаю! — притворно удивился профессор. — Ведь туземцы уже четыреста лет живут под благодатным влиянием святейшего престола и под скипетром цивилизованного креольского правительства.
— Что значат четыреста лет против тысячелетий! — Себастьян Оливьеро почувствовал, как в нем пробуждается давно угасшая страсть к красноречию. — Индейцы были и остались зверями. Они не признают американской культуры...
"Дурак я! — пронеслось в его сознании. — Я повторяю слова Бракватисты... Нельзя жить старым романтизмом прошлого. Хватит играть комедию"...
Он даже встряхнул головой. Но слова полковника лезли ему в голову, и он, не понимая, что делает, выкрикивал их, как сумасшедший:
— Романтизм прошлого отжил. Достоинство рода, слава креолов, храмы ацтеков... Баста! Мы живем во время американских темпов.
За окном разгулялся ветер. Ударил гром. Дождевые капли испуганно застучали о стекла. В комнате стало темно.
Себастьян Оливьеро, припав грудью к столу, пытался перекричать шум грома и дождя. Он ругал индейцев, потому что все, что он знал страшного в сельве, все, что пугало здесь белого человека, было связано с индейцами. Туземцы остались зверями. Да, да, зверями в человеческом обличье. Американские летчики не решаются садиться в трущобах Ориноко. Они предпочитают умирать в своей кабине, чем попасть в вигвамы жестоких араваков. Ему, Себастьяну Оливьеро, не раз приходилось видеть в индейских хижинах остатки американских самолетов и летного снаряжения. Индейцы с ненавистью относятся к белому человеку. Они нападают на нефтяные промыслы и разрушают угольные шахты. Администрация вынуждена вырубать леса вокруг промыслов и выставлять усиленные военные патрули.
Профессор нахмурился.
— У нас ограниченное время, сеньор Оливьеро. Нас ждет дорога.
— А-а, дорога, — пьяно пробормотал комиссар. — Вы прибыли к нам на "Голиафе"?
— Да.
— А скажите, сеньор, не приходилось ли встречать на реке такое маленькое дрянное суденышко под названием "Виргиния"?
— Мы встретили "Виргинию", — сказал профессор. — Заброшенное судно, странное, страшное судно. Прибилось к берегу и будто кого-то ждало. Но, в конце концов, нас не интересуют заброшенные корабли. Это касается вас, комиссар. Разве не так?
Черный Себастьян подозрительно взглянул на Крутояра, провел взглядом его руку, невольно потянувшуюся к коротеньким усам.
— Вы говорите, что ланчия "Виргиния" стоит у берега? — Спросил он.
— Стояла, комиссар.
— Не понимаю. Почему стояла и почему не стоит сейчас? — тяжело поворачивая свинцовым языком, спросил раздраженно Оливьеро.
— Не стоит, так как не успели мы миновать ее, как она сразу же загорелась. Мы были поражены. Просто так, ни с того ни с сего, взялась пламенем. Будто кто заложил внутрь дьявольскую машинку...
Комиссар поднялся. Заметив, что гости хотят сделать то же, он жестом остановил их. Он еще имеет к ним дело. Одно небольшое дело.
По его тону Крутояр сразу понял, что сейчас комиссар скажет самое главное.
Себастьян Оливьеро уже не был склонен к шуткам и к преувеличенной вежливости. Он требовал правды. Что видели путешественники на "Виргинии"? Ведь они увидели убитую женщину, не так ли?
— Капитан Пабло взял к себе на борт какую-то раненую женщину, — сказал Крутояр, принимая вызов комиссара. — Мы перевязали ее. Если сеньор Оливьеро потребует от нас официальных свидетельств, мы удовлетворим его требование...
Подойдя вплотную к Крутояру, комиссар положил руку ему на плечо.
— Я хочу говорить с вами как джентльмен с джентльменом.
— Прошу.
— Меня интересует один вопрос. Если вы ответите на него, мы останемся друзьями.
— Слушаю вас, сеньор Оливьеро.
— Женщина не говорила вам ничего... так сказать, политического... вы понимаете меня... В стране неспокойно. Такие люди, как она, нарушают покой граждан, вызывают недовольство и, наконец, доводят дело до братоубийственных столкновений. Думаю, что вы не сторонник кровавых эксцессов и поможете предотвратить подобные неприятности.
Профессор развел руками. Он ничего не знал. Женщина не сказала им ни слова, которое можно было бы толковать в политическом смысле. Вообще, она все время была без сознания.
Профессор встал из-за стола. За ним поднялись Бунч и Самсонов.
Комиссар Оливьеро надел шляпу. Он был злым и хмурым. Шагнул к двери, вдруг остановился.
— Сеньор профессор, — сказал негромко, с нажимом на каждом слове, — я понимаю лучше, чем вы думаете. Мне не хотелось бы вам угрожать, но мое служебное положение обязывает предостеречь вас: вы зря торопитесь в дорогу! Я бы советовал вам подождать парохода и вернуться в Сьюдад-Боливар. Не забывайте, сеньор профессор, что сельва имеет свои законы!
Он напыщенно поклонился и вышел из хижины.
К ПОСЕЛКУ АРЕКУНОВ ДВА ДНЯ ХОДА
Экспедиция отправилась в путь с первыми лучами солнца. Тумаяуа торопил Крутояра. Он знал в этих местах все тропы и броды. Ему не раз приходилось ходить со своего поселка в поселок каучеро. Не более двух дней занял бы для него переход через дикие дебри. Но теперь с ним были белые люди. Слабые и беспомощные в сельве, они пробирались сквозь чащу слишком осторожно и медленно. Но это и не удивительно. Ведь они ни разу в жизни не встречали хозяина леса пумы, а об араньямону даже не слышали.
