Великий день инков - [38]

К мэрии подлетел на взмыленном коне полицейский-мулат, плотный парень в расстегнутом мундире. Не спешиваясь, он крикнул комиссару, что по реке движется какое-то судно. Наверное, с русскими. Что делать? Обыскивать корабль или нет? Через два часа он будет у причала.

— Не трогать! Даже не появляться им на глаза. Пусть высаживаются.

— Слушаю, сеньор комиссар.

Пыль спрятала всадника.

"Когда же наконец прибудет полковник? — думал Себастьян. — Уже полседьмого. Эти столичные сеньоры умеют играть на нервах. Им все дозволено".

— Аркаялис, вам не кажется, что за лесом слышен грохот мотора?

Сержант выбежал на крыльцо и прислушался. Он тоже что-то услышал. Но это был вовсе не рокот мотора. От реки донеслась стрельба. Били из винтовок.

— Может, полковник завязал бой с бандитами? — Себастьян Оливьеро скривил губы в презрительной гримасе.

— Неспокойный мир, комиссар. Раньше мы были здесь хозяевами, а теперь не знаешь, проснешься утром или уснешь навеки.

— Оставьте болтать, сержант. Лучше прислушивайтесь.

— Я слушаю, сеньор комиссар. Свиньи визжат во дворах, куры как с ума сошли. Вон уже и лягушки заквакали тревогу. Больше ничего.

Прошло еще полчаса. Небо начало темнеть. Красные пряди на нем поблекли, растаяли, словно зацепившись за верхушки деревьев, стекли на измученную жарой землю. Лягушки громко квакали в чащобе.

Появился еще один всадник. Он скакал издалека и почти загнал коня. Желтая пена клочьями свисала с лошадиной губы.

Полицейский был без фуражки. Он тяжело дышал, будто ему пришлось собственными ногами измерить бог знает какое расстояние. Вытерев рукавом мундира пересохшие губы, он выпалил:

— Ганкаур попал в руки партизан.

— Что? — Сжав кулаки, бросился к нему комиссар.

От собственного крика, а может, от того, что полицейский вдруг посуровел и, злобно сжав губы, заложил руки за спину, Себастьяну Оливьеро сделалось жутко.

— Где Ганкаур? — Сказал он тише.

Полицейский пожал плечами. Он не мог сказать ничего определенного. Командир их заставы послал его с коротким сообщением: отряд Ганкаура попал в ловушку. Что он может еще сказать сеньору комиссару?

Себастьян Оливьеро отпустил полицейского. Попытался успокоиться.

Что ж, возможно, это даже ему на руку. Партизаны доктора Коэльо пощипали дикарей апиака, а те прониклись еще большим ненавистью к партизанам Коэльо. Все они ненавидели друг друга и боялись комиссара округа Себастьяна Оливьеро! В конце концов, последнее слово остается за правительственными силами. Хорошего карательного отряда теперь хватит на то, чтобы очистить окрестные леса от бандитов и навсегда обуздать бунтарей.

У реки послышался приглушенный рокот моторов. Вертолеты с парашютистами опускались недалеко от причала.

А через пятнадцать минут в тесной комнатке мэрии вокруг стола сели комиссар Себастьян Оливьеро и полковник личной парашютной дивизии президента Артуро де Бракватиста.

Сеньор Бракватиста был крепким малым. На голове у него сидела фуражка с высокой кокардой. Румяное, еще моложавое лицо полковника горело здоровьем и самодовольством.

Бракватиста пил из кружки коньяк, болтал о прошлых делах, вспоминал какие-то веселые, похабные истории.

Себастьян Оливьеро тоже пил, упорно, молча, лишь изредка растягивая губы в скупой улыбке, чтобы поддержать хорошее настроение своего гостя. Встретившись с полковником, он еще глубже осознал всю убогость своей жизни в сельве. С него было достаточно. Коньяк затуманил ему голову. Что-то темное и волосатое проснулось в его груди, распустило когти и требовало пространства.

Но нельзя было показывать своего настроения перед высокомерным офицером из свиты Батиса. Напрягая силы, комиссар говорил вежливым, подчеркнуто дружеским тоном:

— Я знал, что пришлют тебя. Мне подсказывало сердце.

— Врешь, Себ.

— Не называй меня этим шутовским именем. Слышишь, прошу тебя, не называй меня американскими кличками. Я твой старый друг — Себастьян Оливьеро.

У полковника Бракватисты от удивления глаза на лоб полезли. Ха-ха, что он слышит? На него обижаются за американское имя! Какой же он дурак, этот Себастьян Оливьеро, если обижается за то, что его величают, как настоящего американского парня. Сейчас не те времена. Нельзя жить романтизмом прошлого. Хватит играть комедию: нация, суверенитет, достоинство рода, слава креолов... Баста! Пришло время американских темпов и американского духа. Вся столица смотрит сегодня на своего северного соседа. Даже президент научился говорить по-английски. В конце концов, какая разница? Прежде всего — суть, принцип. Главное — сохранить чистоту расы и чистоту касты. Плебс обнаглел, ему надо дать по пальцам. На нефтяных промыслах в Бакарайбо пятый месяц подряд не прекращаются забастовки. Две столичные газеты продались красным лидерам и разводят антиамериканскую пропаганду. Креольский дух должен соединиться с американским духом и искоренить красную заразу...

Лицо Бракватисты горело от возбуждения. Он почти после каждого слова стучал тяжелым волосатым кулаком по столу. Его парашютисты смогут везде навести порядок. У них хорошая рука. Сто пятьдесят до зубов вооруженных парней! Это вам не игрушка, сеньор Оливьеро! Ха-ха-ха...