Великий день инков - [39]

"Он стал слишком дерзким и неосторожным, — подумал Себастьян. — Может, это от того, что чувствует свою силу?.."

Бракватиста будто угадал мысли комиссара. Самоуверенно улыбнувшись, положил на стол тяжелые кулаки и заговорил, растягивая каждое слово:

— Ты не узнаешь своего старого приятеля Бракватисту? Времена не те, друг мой! Совсем не те. Нам нужна сильная рука, надежная и непоколебимая, как бронированный кулак. — Бракватиста высокомерно склонился к комиссару всем своим туго набитым телом, доверчиво прищурил большие, темные глаза. — Ты читал Валенсио Лунсия? "Либеральный царизм!" Отчаяние, крик души! Демос совсем деморализован, ему нужен хороший хозяин, как плохонькому ослу — острые шпоры. Этот Лунсия не дурак! Он заявляет, что плебс всегда был дезорганизующим фактором и только "цезарь" спасет нацию от полного морального и политического кретинизма. Что, здорово?

— Здорово, хоть и не совсем оригинально, — с мрачным безразличием выдавил Оливьеро.

Полковник, как ужаленный, поднял голову, с оскорбительной миной потянулся к бутылке. В его голосе зазвучали досадливые нотки. Действительно, оригинального мало, но достаточно верно. Сегодня нужно отбросить все сантименты и действовать решительно. Ситуация слишком сложная...

— Неужели? — Поднял широкое, грубое лицо Оливьеро.

— Конечно... не все потеряно... — замялся полковник. — Мы на коне.

— О, конечно! — Воскликнул комиссар с сарказмом. — В ваших руках армия.

Бракватиста, не уловив в его тоне иронию, немного оживился.

— Да, армия, офицерский корпус... Мы получили недавно сто двадцать новеньких американских «джипов». Шесть машин ежедневно дежурят перед домом сеньора президента. Авиацию тоже не забыли. Старик приобрел себе пять реактивных "Вампиров" и, когда во время парадов они проносятся над его дворцом, он очень мило машет им с балкона платком. В общем, как видишь, есть чем воевать.

— Но я слышал, что Кавендис собирает своих сторонников? — Добавил все тем же недоверчивым тоном Оливьеро.

— Это правда, — согласился полковник. — Генерал чувствует себя не совсем уверенно. Особенно он боится левых. Нас дважды вызывали для охраны дворца. Однажды мы выдержали всю осаду. Шесть часов длилась демонстрация. Пришлось подтянуть танки и нашу дивизию. Генерал крайне растерялся. Я зашел к нему в кабинет, чтобы спросить, что делать дальше. Ты знаешь, он был жалок. Весь дрожал, засунул голову в сейф и перебирал там какие-то бумаги. Когда увидел меня, чуть не упал возле стола. Видимо, подумал, что я пришел арестовать его. И тогда мне в голову пришла идея... — Бракватиста с некоторым подозрением посмотрел на комиссара, будто взвешивая, стоит ли раскрывать душу перед этим человеком, но сострадательная улыбка на лице Оливьеро успокоила его. — Я подумал: стоило мне арестовать генерала, выйти на балкон и объявить, что республика спасена, меня сделали бы героем. Возможно, меня назначили бы... — Он вдруг рассмеялся громко и натянуто. — Конечно, это я так, в шутку. Ты не думай ничего. Мои взгляды остались прежними: крепкая диктатура и ориентация на север.

Затем он перешел к делу. Он привез строгий приказ: блокировать отряды "красных", очистить от них все узловые пункты. Следить за группой русских.

— Они сегодня прибывают, — перебил его самоуверенную болтовню комиссар. — Наверное, уже стоят у причала. Я просто не знаю, что делать. И вообще мне непонятно, почему генерал так всполошился. Мне кажется, что голландец давно сломал себе шею. История с радиограммой — это сплошной блеф. Красная пропаганда, не более.

Полковник на мгновение задумался.

— Хорошо, а что поделывает доктор Коэльо? Ты знаешь, что у него есть связи в столице, даже среди деловых кругов? Левые тоже поддерживают его. Он признанный лидер так называемого Национального фронта. Если мы задержимся с операцией, он спровоцирует выступление по всей стране.

— Мы перехватили их агента, сеньору Эрнестину.

— Какую же весточку несла птица?

Оливьеро ничего не ответил. Это был вопрос, которого он больше всего боялся. Ходил по комнате мрачный, замкнутый, будто ждал пули в спину.

Одна свеча, догорев, погасла, и красная жилка, будто умирая, несколько секунд сопротивлялась в растопленном воске.

Бракватиста сделал нетерпеливое движение. Комиссар вздрогнул и отступил в темный угол комнаты. Получилось совсем не так, как думалось вначале. Они перехватили женщину и начали допрос. Прямо там, на корабле. Кстати, это была дочь доктора Коэльо. Она вела себя нагло, с вызовом. Затем бросилась на одного из охранников, вырвала у него из рук оружие и убила себя на месте.

— Плохо! — вздохнул Бракватиста. Взглянул на бутылку с коньяком, но пить передумал. — Если узнает генерал, тебе намылят шею. Эмигрантский центр послал ее с важным заданием — это ясно. Но конкретно ничего неизвестно. Просто не знаю, что тебе посоветовать, — Себастьян нервно пожал плечами.

— Черт знает что! Я хотел как лучше. И вообще, я считаю, что главное было прервать их связь...

— Наивный человек! — Заглушил комиссара своим громовым голосом полковник. — Посмотри в окно. Темное окно, не правда ли? Вот такой же тьмой окутаны намерения твоих врагов. Ты можешь рассчитывать, прикидывать, планировать, а в их дьявольских сердцах уже созрело решение, от которого у тебя скоро похолодеет в животе. Ты думаешь, что оборвал их связь с зарубежным центром, а я уверен — они еще сто раз наладят эту связь. Кстати, кроме сеньоры Эрнестины Коэльо на корабле не было больше никого, кто мог бы выполнить ее миссию?