Великие заговоры - [53]

Эта речь произвела на императрицу глубокое впечатление. Могла ли она подозревать самого патриарха Константинополя? Да и кто бы посмел предположить, что человек такого ранга способен на низкую клевету и притворство. Императрица отвечала священнику так: «До сих пор я не верила в виновность Кантакузина, но сейчас сомневаюсь в его невиновности, поскольку теперь именно вы стали его обвинителем. Но вам, как никому другому, хорошо известно, что я клятвенно обязалась никого не предавать казни, предварительно не выслушав его. Прежде всего я хочу, чтобы избранные мною судьи рассмотрели это дело, и если они сочтут Кантакузина виновным, я соглашусь на его наказание».

«Но, — живо возразил священник, — если вы сейчас же не позволите вашим сторонникам среди знати взяться за оружие, скоро уже не будет времени обеспечить вашу безопасность, как и безопасность вашей семьи».

Императрица не могла сдержать слез. Призывая небо в свидетели справедливости своих намерений, она предоставила патриарху полную свободу действий.

Заговорщики не замедлили воспользоваться этой возможностью. Они не могли сразу и непосредственно ниспровергнуть Кантакузина: в это время он был слишком далеко от столицы, зато могли направить свою ярость на его ближайших родственников. Получив печальное известие из столицы, Кантакузин послал в Константинополь нескольких человек из числа своих друзей, поручив им открыто заявить императрице о его полной невиновности. Посланцам также велено было спросить, кто был избран судьями на предстоящем процессе и были ли соблюдены все законные формальности. Но несмотря на справедливость и разумность подобных вопросов, ответа на них не последовало, друзей Кантакузина даже не пропустили во дворец, тем самым вынудив его защищать свою честь силой оружия. Но прежде чем дойти до этой крайности, он хотел явиться ко двору и там лично доказать свою невиновность, но друзья помешали ему выполнить задуманное.

Надо признать, Кантакузина всегда удовлетворял занимаемый им пост, который, на его взгляд, он вполне заслужил, поэтому он никогда не метил выше, но несправедливость и прямое насилие его врагов произвели действие, которое обычно порождает честолюбие. Ему оставалось либо пасть, либо прийти к власти. Эшафоту он предпочел корону. К тому же в этом его поддерживали и друзья, настойчиво советовавшие провозгласить себя императором. Он долго колебался и под конец уступил.

Едва Кантакузин принял знаки императорской власти, как многие города сразу же встали на его сторону, да к тому же в его руках было и войско, прежде посланное против врагов империи.

Так как ему хорошо были известны бедствия и крайности гражданской войны, он решил послать депутатов в Константинополь с предложением мира, но его послов подвергли самым тяжким оскорблениям и издевательствам. И именно тогда он решил применить силу против непримиримых врагов. Надо признать, что императрица начала уже раскаиваться в том, что так неосмотрительно принудила к восстанию человека, всегда неколебимо верного роду Андроника.

Ее размышления, став известны заговорщикам, повергли их в ужас — они страшно боялись примирения императрицы со своим министром, что стало бы началом их конца. Явившись к ней на прием, они убеждали ее в том, что Кантакузин лжец и никакое примирение с ним невозможно. В особенности старался патриарх, и его словам верили, и императрица поклялась ничего не предпринимать без согласия и предварительно не узнав мнения Апокавка.

Теперь Кантакузин потерял всякую надежду на примирение и решил в войне найти единственное средство спасения, но время и проволочки оттолкнули от него часть войска, так долго ждавшего от полководца решительных действий. Многие воины < го армии дезертировали, но и эти трудности не смогли сломить его мужественного и героического духа. Видя, в какой растерянности пребывают те, кто еще остался ему верен, он попытался вдохнуть в их сердца отвагу, которая никогда не покидала его.

«Даже если, воины, вас осталось немного, — сказал он своим солдатам, — тому виной не мужество, но одно лишь коварство наших врагов. Однако никогда не доверял я численности там, где дело решает мужество, да и пристало ли вам бледнеть при виде опасностей. Разве не лучше и благородней погибнуть с оружием в руках, чем жить под властью «законов» Апокавка, во всем подчиняясь тирану? В лучшие, самые знаменитые дни Римской республики римляне всегда предпочитали смерть бесславию. Последуйте примеру ваших предков, пусть их пример возродит в вас отвагу и самые светлые надежды на скорую победу. Но не только этим проложим мы к ней дорогу. Нас поддержит и государь Сербии, на помощь которого я уповаю. Тогда мы сами заставим трепетать тех, кого ныне боимся. Вот какие меры я решил принять во имя полного успеха нашего дела. Если вы хотите предложить что-либо лучшее, я непременно и охотно приму его и последую вашему совету».

Его речи аплодировали, и Кантакузин увидел с огромным удовлетворением, что оставшиеся воины ему верны и полны рвения и воинского пыла, словом, на них вполне можно положиться в трудную минуту. Он более не ждал, сразу направился к правителю Сербии, встретившего его с радостью и оказавшего торжественный прием. Переговоры шли успешно, однако в обмен на поддержку и союзнические обязательства государь Сербии просил Кантакузина после победы передать ему ряд приморских греческих городов, находящихся недалеко от Фессалоник, у самого моря. Казалось, Кантакузин, оказавшись в очень трудном положении, должен уступить, пожертвовав несколькими укрепленными городами и крепостями, когда речь идет об обладании обширной империей. Но он отказал, таким образом отказавшись и от помощи, ему предлагаемой, поскольку не мог принять ее на позорных, как ему справедливо казалось, условиях.