Великие заговоры - [29]

Тиберий в глубине души не мог не сознавать, что не может ни в каком случае положиться на любовь своих сограждан. И именно поэтому он пожелал основательно прощупать, обдумать и взвесить настроение римлян, чтобы доподлинно узнать, насколько привязаны они к личности и «политическому гению» его министра. Для достижения своей цели он повел себя весьма хитро в отношении Сеяна. Иногда в присутствии придворных или прибывших из Рима сенаторов он услаждал их слух похвалами в его адрес, а иногда вдруг некоторое время спустя ругал и жестоко корил. Все ставленники фаворита как заочно, так и открыто испытывали на себе то же разнообразие мнений старика. И поначалу немногие, а потом все большее и большее число людей начинали подозревать Тиберия в неискренности, а главное, в том, что и с Сеяном он хочет, как по нотам, разыграть шутку, однажды уже сыгранную с Агриппиной. Заметил это и Сеян. И чувства, обуревавшие его, были весьма противоречивы: то считал себя совершенно и безвозвратно погибшим, то вновь окрылялся надеждой, забывая всякие страхи. Народ не понимал, что происходит, чьей стороны и какого мнения держаться в этом деле. В одинаковой мере казалось опасным ухаживать за фаворитом и оставлять его совсем без внимания. Тиберий мог с полным правом аплодировать успеху собственной хитрости. И пока время шло, и римляне колебались в нерешительности, не зная, что ж произойдет и можно ли доверять императору, тот нанес своему тайному сопернику неожиданный и смертельный удар и одним махом уничтожил человека, давно уже ставшего ему подозрительным и взошедшего к самым ступеням трона его по горам трупов.

По своему обыкновению Тиберий написал сенату довольно пространное письмо, в первых строках которого ровно ничего не говорилось о Сеяне: речь шла о совершенно посторонних государственных делах. Потом было лишь несколько легких выпадов против министра, потом речь вновь шла о государственных делах. Так исподволь, страшась прежде времени спугнуть жертву, император в своем письме кругами ходил вокруг интересующего его предмета, то приближаясь к сути дела, то удаляясь от нее. Он то переходил к вещам посторонним, то незаметно возвращался к Сеяну, делая в адрес его не слишком последовательные, а тем более серьезные замечания. В конце концов, довольно неожиданно для всех присутствующих, прозвучал вывод, содержащийся в конце письма и заставивший всех вздрогнуть от изумленного недоумения и испуга: двух сенаторов, самых верных сторонников Сеяна, и его самого следовало (так гласило окончание послания императора) незамедлительно препроводить в тюрьму. Удар был нанесен. Но уже тогда, когда Тиберий диктовал на Капри послание сенату, он отправил специальные предписания обоим консулам, доставленные в Рим Невием Серторием Макроном[14]. Этот последний в награду за оказанную услугу и безусловную преданность был назначен командующим преторианской гвардии — префектом претория — взамен Сеяна и отбыл с Капри в Рим, к месту своего назначения, с подробным перечнем действий, которые ему надлежало совершить.

И все же, несмотря на такие меры предосторожности, встревоженный Тиберий до конца не был уверен в благополучном завершении такого важного дела. Поэтому он повелел Макрону в случае открытого восстания в столице немедленно выпустить на свободу юного Друза, до сих пор заточенного в подвалах дворца, показать этого юношу в случае необходимости народу как будущего принцепса, судьба которого вдруг круто переменилась. Были срочно снаряжены триеры, на которые moi’ взойти вместе со своим двором император, в случае если бы его план провалился. В данном случае старец демонстрировал больше осторожности и предусмотрительности, чем отваги.

Макрон, тайно явившись ночью в Рим, направился в дом к консулу Регулу и передал ему письменные приказы императора. А на следующее утро, направляясь в Палатинский дворец императора, он встретил Сеяна, казалось, весьма удивленного тем, что Макрон не привез ему никакого письма от Его Императорского величества.

«Не удивляйтесь, друг мой, — отвечал на его расспросы Макрон, — и для вас найдутся у меня добрые новости. Тиберий горит желанием назначить вас своим коллегой по трибунату, почетнейшей и древнейшей должности в нашем государстве. Через мгновение весь Рим будет осведомлен о замыслах, которые принцепс взлелеял в отношении вас».

И Сеян, окрыленный надеждой и преисполненный восторга, вошел в сенат. Макрон же тем временем, не тратя его понапрасну, объявил, что именно он отныне является командующим преторианцев, и приказал охране Сеяна удалиться, а всем преторианским когортам либо вернуться в лагерь, либо в обычном порядке несения службы, заняв свои посты, выполнять высший долг. Лишь затем появился он в собрании сенаторов. Письма Тиберия были вручены второму консулу и нескольким сенаторам, что и произвело ожидаемый Тиберием эффект. Ведь знай Сеян, к чему клонится дело и что его ожидает, он мог стремительно бежать из сената и легко смог бы возбудить в городе опасные беспорядки. Но поскольку обычные для ушей сенаторов жалобы Тиберия, все свои последние письма изливавшего в подобных стенаниях, касались вещей маловажных, никто, и в первую очередь сам Сеян, не обратил на них никакого внимания. Кроме того, всесильный министр, услышав то, чего всего более желал услышать — о своем назначении трибуном, — ни в малой степени не думал чего-либо опасаться со стороны своего господина. И такая уверенность стоила ему жизни.