Великанша - [38]

— Я стала совсем уродиной?

— Конечно, нет.

— Раньше ты смотрел на меня — до того, как прилетела ракета. Ну. хотя бы изредка. А теперь даже не взглянешь.

— Лори, столько всего навалилось. Просто нет времени смотреть на тебя.

— Но ведь ты ничем не занят. Сидишь сложа руки днями напролет, безразличный ко всему на свете. Витаешь где–то в облаках и…

— Я думаю. Лори! Думаю… — с отчаянием произнес он. Если она заплачет, он не выдержит. — Думаю о новом участке, который мы найдем среди звезд. Там будет такая жирная почва, что трил вырастет до неба. Мы построим дом с двумя, а может даже тремя, спальнями. И нам не понадобится никакой лекарь, потому что там не нужно делать еженедельные уколы и принимать таблетки от лихорадки. Ты только подумай. Лори!

Её глаза прояснились, хотя капельки слёз еще блестели на ресницах.

— Наверное, это будет чудесно. — мечтательно улыбнулась она.

— Чудесно? Ну еще бы! Ракете мы отведем специальный участок рядом с домом. Она будет стоять и ждать, готовая унести нас туда, куда мы захотим. Куда угодно! Такая высокая. прекрасная, сверкающая…

— Но я думала, мы продадим её, как только подберем участок.

— Продадим? Её?! — Дерт вскочил на ноги. — Лори, ты в своём уме? Как тебе такое вообще могло прийти в голову?

Я…

— Но. Дерт, ты же сам говорил, что продашь её, чтобы у нас были деньги на обустройство!

— Я не мог такого сказать!

— Говорил, Дерт.

— Наверное, был не в себе, если сказал! Ну а сейчас ты почему плачешь?

— Я… я не знаю. Дерт. Я… я боюсь чего–то, но не знаю чего.

Он сел, борясь с подкатывающей тошнотой. На измождённом лице Лори поблескивали влажные следы от слез. Узкие плечи тряслись.

— Не плачь. Лори, — сказал он. — Нет причин плакать.

— Ничего не могу с собой поделать. С тобой что–то случилось. Дерт.

— Ничего не случилось. Лори. — Борясь с отвращением, он погладил её костлявое плечо.

— Ты меня больше не любишь. У тебя кто–то есть.

— Откуда?! Вокруг на многие километры ни души.

— Я слышу, как ты встаешь по ночам. Я слышу, как иногда уходишь из дома и не возвращаешься до утра. Куда тебя носит. Дерт?

Он почувствовал, как вспыхивает лицо. Как же трудно врать и притворяться! Он ждет слишком долго, вот в чем беда. Не надо было ждать.

— Я думаю все время о новом наделе. — наконец проговорил он. — Иногда из–за этого не могу уснуть. Тогда встаю и иду на крыльцо. Что в этом плохого?

Она не ответила, но её плечи перестали трястись.

— … Ты нервная из–за ребенка. — быстро продолжал он. — Он скоро родится, и мы подберем участок. Потом застолбим его, и все будет хорошо. Прекрасно, как трил.

— Ты правда так думаешь. Дерт?

— Ну конечно! А сейчас идем спать.

Он помог ей подняться, стараясь не обращать внимания на её нелепое тело и заплаканное лицо.

Внезапно он понял, что не будет больше ждать.

Он лежал на спине, стараясь не шевелиться. Лежал очень долго. Тьма за окном сгустилась, в комнате стало совсем темно. Потом посветлело, когда из–за горизонта выплыл край большой луны.

Лори мерно посапывала. Дерт дождался, пока её дыхание станет глубоким, выскользнул из–под одеяла и осторожно оделся в полутьме. Стараясь не шуметь, собрал вещи и на цыпочках вышел из спальни. Открыл дверь во двор и как будто попал под серебряный дождь.

Дерт застыл на крыльце, затаив дыхание. Он отчетливо видел её в неверном свете луны. Сейчас она была в серебряном платье. Высокая, изящная, великолепная, с четко очерченными изгибами стройного тела. Чарующая звездная богиня под лунным светом, желающая только одного…

… только одного — сбежать с ним.

Он протянул вперёд руки и побежал к ракете.

Пер. Сергея Гонтарева

ЭМИЛИ И ЕЁ ПОЭТЫ

С первого дня работы, едва прибегая в музей, Эмили совершала утренний обход своих владений. Официально её должность называлась «ассистент куратора», и отвечала она за Зал Поэтов. Но сама считала себя вовсе не простым ассистентом, а счастливейшим существом из смертных. Ведь волею судеб она была приближена к Бессмертным — великим поэтам, про которых один из них написал так: «чьих шагов далекое эхо все звучит в коридорах времен»[11]

Поэты в музейном зале располагались не в хронологическом, а в алфавитном порядке. Эмили начинала обход с самого левого пьедестала, от буквы А, и двигалась дальше по плавному полукругу. Альфреда — лорда Теннисона — она оставляла, как сладкое, напоследок. Ну, или почти напоследок. Лорд Альфред был её любимец.

Каждого она приветствовала, и каждый отвечал в свойственной ему манере. Но для лорда Альфреда Эмили всегда припасала особую фразу, а то и две. Например, «сегодня просто чудесный день для сочинения стихов, не так ли?» или «надеюсь, работа над «Королевскими идиллиями» идет лучше, чем вчера?» Конечно, она знала, что Альфред ничего не собирается писать. Антикварная ручка и стопка желтоватой бумаги на небольшом бюро возле его кресла — всего лишь бутафория. Да и таланты андроида простираются не дальше умения декламировать строки, сочиненные его живым прототипом несколько столетий назад. Но что плохого в том, чтобы немного притворится? Особенно если Теннисон отвечает так: «По весне кичится голубь блеском радужной каймы, по весне к любовной грезе чутки юные умы»