Роберт Янг
Обетованная планета
"Европейский проект" был выдающимся предприятием. Он был результатом многочисленных попыток группы замечательных людей, которые были хорошо знакомы с трагической историей таких стран как Чехословакия, Литва, Румыния и Польша, стран, чье непосредственное соседство с агрессивной имперской нацией лишило их права на естественное развитие. "Европейский проект" возвращал им это право, предоставляя им звезды. Далекая планета находилась довольно далеко от каждой из втоптанных в грязь и униженных наций, и космические корабли стартовали в Новую Чехословакию, Новую Литву, Новую Румынию и Новую Польшу, унося туда истосковавшихся по земле, богобоязненных крестьян. И на этот раз эмигранты находили ждущие их безмолвные водоемы и зеленые пастбища вместо взрывающихся от метана угольных шахт, которые их соотечественники много веков назад нашли в другой обетованной земле.
Во всей этой операции был лишь единственный казус: один из космических кораблей, перевозящих колонистов в Новую Польшу, так и не достиг своего места назначения...
Исторический обзор;
том 16, "Летопись Земли"
(Архив Истории Галактики)
Тихо падал мягкий снег, и сквозь него Рестон смог различить желтые прямоугольники света, которые были окнами здания общины. До него доносились звуки гармошки, наигрывавшей "О мойя дивчина майе ноги". "Моя девушка моет свои ноги", подумал он, подсознательно переходя к своему полузабытому родному языку; моет их здесь, в Нова Полска, точно так же, как мыла их давным-давно на Земле.
В этой мысли была какая-то теплота, и Рестон удовлетворенно отвернулся от окна своего кабинета и прошел через пространство маленькой комнаты к обыденным удовольствиям, заключавшимся в любимом кресле и трубке. Скоро, и он хорошо знал это, один из мальчишек пробежит по нападавшему снегу и постучит в его дверь, принеся самые отборные кушанья со свадебного стола: возможно, там будет колбаса, и колобки, и пироги, и даже колбаски. А затем, уже поздним вечером, придет и сам конюх, прихватив с собой водку, и с ним будет его невеста, и он будет пить водку вместе с Рестоном в теплой комнате, и белый вездесущий снег, возможно, все еще будет падать, а если он прекратится, то звезды, яркие и мерцающие, будут видны на небе над Нова Полска.
Это была хорошая жизнь, временами трудная, но вполне оправдывающая себя в свои наиболее приятные минуты. Будучи в преклонном возрасте, Рестон уже добился всего, чего хотел, а больше всего он ценил простые вещи, которые, в конечном счете, хочет получить любой человек; и если он, время от времени, испытывал необходимость искренне пообщаться с кем-то, для того, чтобы смягчить периодически накатывающуюся печаль, он никого не обижал этим, а лишь приносил успокоение самому себе. В шестьдесят лет он был если не счастливым, то вполне удовлетворенным человеком.
Но удовлетворение пришло к нему не в одночасье. Оно было взращено годами и было косвенным результатом принятия им определенного образа жизни, который обстоятельства и общество возложили на него...
Неожиданно он встал с кресла и вновь прошел к окну. В этой вечерней минуте была некая особенность, которую он не хотел упустить: и успокаивающие желтые квадраты окон здания общины были неотъемлемой частью этого, и ритмичная мелодия гармошки, и тихо падающий снег...
Снег падал и в ту ночь, почти сорок лет назад, когда Рестон посадил корабль с эмигрантами, но падал не так мягко и тихо, а с ледяной яростью, хлопья были твердыми и острыми, и неслись с сильным северным ветром, кусая и жаля лица небольшой кучки переселенцев, сбившихся под укрытием медленно разваливающегося на части корабля, и столь же немилосердно кусая и жаля лицо Рестона, хотя он едва замечал это. Он был слишком занят, чтобы замечать это...
Занят тем, что собирал в одно место всех своих пассажиров, а затем поторапливал женщин побыстрее убраться из опасной зоны, и расставлял мужчин на разгрузку припасов и оборудования из корабельного трюма, используя вместо слов знаки и жесты, потому что не мог говорить на их языке. Вскоре, когда трюм опустел, он стал руководить строительством временного убежища, закрытого от ветров отрогом холма; а затем взобрался на вершину холма и стоял там на жестоком ветру и в безумно кружащемся снеге, наблюдая, как умирал его корабль, ошеломленный тем, что, похоже, проведет свою оставшуюся жизнь в иностранной колонии, состоящей сейчас из молодых, только что поженившихся пар.
На какой-то момент его захлестнула горечь. Почему должно было так случиться, что именно его корабль оказался тем самым, у которого на полпути произошла авария главного реактора? Почему должно было случиться так, что ужасающая тяжесть поисков планеты, подходящей для группы людей, которых он никогда раньше не видел, падет именно на его плечи? Он почувствовал, что готов потрясать кулаком, отправляя проклятия Богу, ― но не сделал этого. Это был бы всего лишь театральный жест, лишенный какого-либо истинного смысла. Потому что невозможно проклинать Бога без того, чтобы вначале принять Его, а за всю его бурную молодую жизнь единственным божеством, в которое Рестон хоть когда-то верил, был обгоняющий свет полет, позволявший перескакивать от звезды к звезде.