Век моды - [44]

Жан Филипп Ворт, ок. 1908 года

Гастон Ворт, брат и партнер Жана Филиппа и отец будущих последователей

Только во время войны 1870 года мы не развивались, и все дела оказалось в застое. Мы с матерью, лишенные финансового чутья, были очень довольны, что у нас есть такой сын и брат, потому что он занимался нашим благополучием, был чрезвычайно тщателен, заботясь о финансах, и, я должен признать, сколотил все состояние, которым мы обладаем. У него был собственный офисный отдел, как и у меня, собственный штат работников, полная свобода и величайшее доверие матери и мое. И за двадцать лет нашего партнерства – быть может, благодаря тому, что сферы нашей деятельности не пересекались, – в наших отношениях никогда не возникали недоверчивые и раздраженные нотки. Не так давно адвокат, который занимался делами отца, а потом и нашими, воскликнул, обращаясь ко мне: «Я никогда не видел такой семьи, как ваша, Ворты. Обычно между родственниками одни только споры, но вы, кажется, всегда хотите дать друг другу больше». Я сказал, что мы чувствуем друг к другу большую привязанность, а обоюдное доверие истинное, а не символическое. С самого начала мы всегда советовались друг с другом. В денежных вопросах моя мать и я всегда говорили: «Спроси Гастона. Только он может тебе ответить на этот вопрос». А все, что касалось платьев, тканей или фасонов, Гастон всегда переадресовывал мне, на которого легли полномочия отца. Первое, что мы сделали после смерти обожаемого диктатора моды, – отправили большой заказ на самые великолепные ткани, которые только существовали, производителям шелка в Лионе, чтобы доказать им: нет никакой опасности, смерть их великого благодетеля и защитника никак не отразится на их промышленности. Единственной нашей целью, как и при жизни отца, было развитие индустрии роскоши Франции, продолжение традиции использовать лучшие ткани, что, между прочим, было одной из составляющих славы нашей фирмы, моделировать и использовать для клиентуры такие материалы, которые не могут быть найдены больше нигде. Мы имели возможность делать все это до начала ужасной войны[135], разрушившей нашу жизнь и ограбившей нас.

Прежде всего, она отняла самых способных служащих. Прежде чем мы успели научить других, в дело вступили машины и заменили ручной труд, а некоторые замечательные ткани не могли быть изготовлены машинным способом. На непрофессиональный взгляд могло бы показаться, что в 1926 году носили больше роскошных тканей, чем в любой другой период истории. Здесь подходит старая поговорка – «Не все золото, что блестит». Эта серебряная и золотая тесьма и шнуры, которые были тогда в моде, были получены с помощью химических процессов при использовании позолоты или меди. Обработанные таким образом ткани было дешевле изготовлять, чем шелк.

На самом деле настоящий шелк стал почти такой же редкостью, как динозавр. На это есть много причин. Во-первых, валютный курс в Японии стал неблагоприятным. К тому же рынок шелка по большей части находится в Лондоне, где надо платить в фунтах стерлингов. И все эти несогласования в мировых финансах поставили бедную Францию с ее упавшим в цене франком практически в невозможное положение как агента по закупкам. Шелк-сырец, который стоил сотню франков перед войной, теперь – около семи-восьми сотен франков, если его вообще можно было достать. Встав перед таким препятствием, производители шелка в Лионе не захотели закрыть свои фабрики, а разработали блестящую идею изготавливать ткань из отходов шелка. Они стали использовать в процессе изготовления ткани наряду с шелковыми нитями металлические. Кроме того, они не использовали крашеные нити, а производили окраску уже готовой ткани, что дало особые, необычные оттенки. Металлические нити, заменившие прежние шелковые в этом современном материале, были в четыре раза дешевле.

Наука заменила шелк и внесла изменения в технологию производства бархата. Он тоже стал окрашиваться после изготовления, при этом он становится более мягким и эластичным. Но, конечно, его качество не соответствует прежним стандартам. Но даже при всех новшествах стоимость ткани за метр повысилась с тридцати до трехсот франков. Иногда я задаю себе вопрос, что бы случилось, если бы произошло возрождение моды тридцатилетней давности, когда на платье уходило до двадцати пяти метров материала?

Но увеличилась не только цена ткани, но и стоимость отделок. Например, рассмотрим маленькие клеящиеся бусины, которые в большом количестве используются в наше время при изготовлении платьев. Их обычно продавали партиями по двенадцать дюжин, теперь же их продают поштучно. Перед войной мы готовили костюм Иде Рубинштейн[136] для «Дамы с камелиями», он был украшен семью тысячами «бриллиантов», чашечка которых была окрашена вручную. Посчитайте в уме: семь тысяч «бриллиантов» по двадцать пять сантимов за штуку – это нынешняя стоимость!

Помимо материалов и аксессуаров кутюрье сталкивается с возросшей оплатой труда. В 1912 году он платил швее сто пятьдесят франков за пошив платья, теперь же трудно найти за пятьсот. Обычно он платил первой портнихе мастерской пятнадцать тысяч франков в год, теперь – сто, и с трудом может удержать ее даже за эту зарплату.