Ведьмина вода - [56]

— Сердце, достаточно чёрное, чтобы разделывать младенцев, сэр, младенцев в их кроватках — да, достаточно чёрное, чтобы без малейших колебаний видеть кровь невинных и вскрывать трупы ваших любимых, когда они верят вам, и делая так, улыбаться, — её губы и соски казались чёрными в лунном свете, в то время как её кожа казалась сияющей. — Всё это мы делаем в возбуждённом состоянии, чтобы восхвалить нашего Учителя и получить нашу награду, столь заслуженно заработанную.

Она указала на ещё один холм, и её кроваво-красные волосы взвились от внезапного ветра. Её голос плыл, словно какая-то медленная тёмная жидкость.

— Опустите зеркало, сэр, а затем посмотрите, чтобы оценить достоинство моего сердца…

Механически Фэншоу опустил зеркало, позволил этому моменту пройти, а затем направил его туда, куда только что указала ведьма.

Пылающие факелы покачивались на фоне злобных криков, когда колонисты толпились у холма. Мужчины в треугольных шляпах и брезентовых брюках держали вилы и мушкеты. Из толпы летели залпы оскорблений:

— Ведьма! Идолопоклонница! Блудница! Наложница дьявола!

Клин изменчивого света и тени падал на лицо шерифа Паттена; он застёгивал медные пуговицы своего жилета со значком. Двое других мужчин крепко держали Эванору за руки, заставляя её столкнуться с обвинителями. Она была раздета, её первоначальное наказание за колдовство уже было применено: на груди, животе и лобке были видны волдыри в виде крестов. Её глаза оставались суженными, а губы были в усмешке, которую можно было назвать только ядовитой.

Пастор с суровым лицом подошёл с маленькой Библией, и когда он начал читать «Обряды для осуждённых», она раздвинула бёдра, подтолкнула пах вперёд и помочилась.

— Гадкая блудница! Прислужница зла, которая живёт и дышит, чтобы вредить Творцу! Да будь ты проклята, чтобы мучиться вечно!

Эванора хриплым голосом ответила:

— Выпей это от всего сердца, — и она помочилась ещё сильнее. — Это тебе от юношей-мальчиков, о которых ты мечтаешь, отец. И, пожалуйста, просвети своего преданного шерифа, что его предубеждение скоро предаст его…

Паттен кивнул помощнику, который быстро принёс дубинку и ударил ей в челюсть Эваноры. Это был мощный удар! Брызги крови и несколько зубов вылетели из её рта. Однако единственной реакцией, которую она дала, была кровавая улыбка.

Паттен открыл свиток пергамента.

— Эванора Рексалл, дитя Божьей агонии, которое по собственной воле обняло Сатану и его приспешников, его бесов и его друзей, этот справедливый Трибунал Ассизов, во имя нашего Спасителя и на службе Его Величества Новая королевская колония Хэмпшира, настоящим назначаю тебе наказание! — глаза Паттена сверкнули, когда его взгляд упал на груди женщины. — Есть ли у тебя какие-либо слова в свою защиту?

— Ты будешь удовлетворять себя сегодня ночью своими же руками, добрый шериф, а моё тело станет для тебя музой, как и много, много раз до этого, — спокойно сказала Эванора.

Удача Паттена была в том, что меняющийся свет скрыл его румянец.

— Этим приказом повелеваю: пусть Господь, Бог твой, помилует твою душу!

Эванора зашлась от смеха; кровь стекала с её губ.

— Хватит болтать об этом, — прошипел пастор с гримасой. — Не будет Божьего правосудия, пока этот испорченный служитель Люцифера живёт…

Другой кивок от Паттена, и его помощники потащили Эванору в сторону, где раздвинулась стена зрителей с взволнованными лицами…

Сердце Фэншоу, казалось, икнуло…

…чтобы выявить бочку с отверстием шириной в десять дюймов.

В толпе поднялся переполох. Эванора не сопротивлялась, когда её подняли, а затем бросили в бочку. Грубая рука потянулась в дыру, схватила её за волосы и выдернула голову. Когда воротник в форме подковы был надет на её шею, толпа заликовала.

О, нет, о, дерьмо…

Фэншоу знал, что будет дальше; импульс побудил его отодвинуть зеркало, но когда он попытался сделать это, казалось, зеркало было приклеено к его глазу. Сначала он услышал, что толпа стихла, затем…

Рычание злобной собаки.

Пастор воскликнул:

— Пусть твоя смерть будет отвратительной, как твои отвратительные дела!

Слышный собачий рык трепетал в воздухе; это звучало чудовищно. Очередной фланг зрителей разошёлся. Фэншоу наполовину потерял сознание, когда увидел размер добермана, которого вели через холм. Полнорукий помощник шерифа, удерживающий его на цепочке, едва мог держаться на ногах.

Он размером с маленькую лошадь, — с ужасом подумал Фэншоу.

Глаза животного выглядели безумными, что было понятно, поскольку в течение некоторого времени оно явно было лишено пищи. Когда зверь заметил бочку — и голову, торчащую наружу — он инстинктивно подался вперёд, из-под лап летели большие куски грязи. Таким же ужасным, как ожидание, были взгляды на лицах горожан, когда они смотрели на это. Они выглядели оцепеневшими от ужаса.

Я не смогу смотреть на это, — знал Фэншоу, но всё же не мог отвести зеркало.

Восторженные визги поднялись, когда помощник отпустил поводок, и…

Святая Матерь…

Собака была настолько велика, что её челюсти в одно мгновение захватили почти всю голову Эваноры в рот. Брызги пены летели из его чёрного рта; звуки были тошнотворными. Фэншоу успел моргнуть, после чего его зрение как раз вовремя проследило за тем, как хищное животное начало очищать бóльшую часть лица Эваноры и сняло с него кожу головы, словно стаскивая маску-чулок. Животное ловко проглотило жуткую еду с клочками волос и всего остального.