Веди свой плуг над костями мертвых - [36]

— Пожалуйста, вот вам на восемьдесят сантиметров, — я протянула ему довольно приличные серые штаны.

Он тщательно осматривал их, нацепив очки, читал инструкцию по стирке.

— Действительно, красивые, я их возьму. Знаете, я люблю подогнанные вещи, облегающие. Это подчеркивает фигуру.

— Вот видите, какие люди разные. А я всегда покупаю все, что мне велико. Это дает ощущение свободы, — ответила я.

Дизь принес хорошую новость. Местный еженедельник «Клодзкий край» предложил ему опубликовать в рубрике «Поэзия» переводы Блейка. Он был взволнован и смущен одновременно. Мы ехали практически по пустынному шоссе в направлении границы.

— Мне хотелось сначала перевести его «Письма», и только потом вернуться к поэзии. И теперь, когда они заказывают поэзию… Боже мой, что я им могу предложить? Что дать для начала?

По правде говоря, я уже не могла сосредоточиться на Блейке. Заметила, что мы проехали мимо будки пограничника и въехали в Чехию. Дорога здесь была лучше, и Дизева машина перестала дребезжать.

— Дизь, это правда о тех лисах? — спросила его Благая Весть, которая сидела на заднем сиденье. — Что они сбежали с фермы и бродят по лесу.

Дизь поддакнул.

— Это случилось несколько дней назад. Сначала в полиции думали, что Нутряк перед побегом продал кому-то всех животных. А похоже, что он их выпустил. Удивительно, правда?

— А его разыскивают? — спросила я.

Дизь ответил, что никто не заявлял о его исчезновении, поэтому нет основания его искать.

Жена не заявляет, дети не заявляют. Может, он устроил себе отпуск. Жена утверждала, что с ним такое случалось. Исчезал на неделю, потом звонил с Гаити. Пока его не разыскивают банки, нет причины беспокоиться.

— Человек свободен и может делать с собственной жизнью все, что угодно, пока его не начнут разыскивать банки, — заявил Дизь убедительным тоном. Думаю, из него был бы отличный полицейский пресс-секретарь.

Дизь также рассказал, что Полиция догадывается, откуда те деньги, что были у Коменданта за поясом брюк. Это взятка. Полиция установила, что Комендант возвращался от Нутряка. У Полиции кучу времени занимает установление абсолютно очевидных фактов.

— И еще одно, — добавил он напоследок. — На орудии, которым вероятно был убит Комендант, были следы крови животного.

Мы вбежали в магазин в последнюю минуту перед закрытием. Седенький Гонза подал Дизю две заказанные книги, и я увидела, как щеки парня вспыхнули. Он взглянул, счастливый, на Благую Весть и на меня, а потом протянул руки, словно хотел обнять Гонзу. Это были солидные старые издания семидесятых годов, с подробными комментариями. Таких сейчас не достанешь. Мы возвращались в приподнятом настроении, и никто больше не вспоминал о мрачных событиях.

Дизь одолжил мне на несколько дней «Избранные письма», и только вернувшись домой, я подкинула дров в печь, заварила крепкий чай и начала читать.

Мне особенно понравился один отрывок, перевод которого я себе немедленно записала на бумажной сумке.

«Я уверен, что мой Организм находится в хорошем состоянии, — писал Блейк, — но имеет немало Недугов, о которых, кроме меня, никто не догадывается. В молодости немало мест вызвали у меня Болезнь — на следующий День, иногда через два, три дня возникали те же Симптомы, та же самая Боль в Желудке. Сэр Фрэнсис Бэкон, конечно, говорил о необходимости дисциплины, которой следует придерживаться в Горных краях. Сэр Фрэнсис Бэкон — лжец. Никакие упражнения не способны изменить человека, даже в малейшей степени, а такую дисциплину я называю тщеславием и глупостью».

Это меня очень взволновало. Я читала и не могла остановиться. И кажется, произошло то, чего желал бы для себя любой Автор — все прочитанное просочилось в мои сны — и целую Ночь я видела видения.

9. Великое в малом

Жаворонок, раненый в крыло.

Даже Херувим молчит,

Потому что — зло.

Весна начинается в мае, а сообщает об этом, сам того не ведая, Стоматолог, который выносит и ставит перед домом старую бормашину и такое же допотопное стоматологическое кресло. Обмахивает несколько раз тряпкой, вытирая с него пыль, освобождает от паутины и сена — оба орудия зимовали в сарае, их вытаскивали разве что время от времени, если возникала крайняя необходимость. Зимой Стоматолог в основном не работает; зимой здесь ничего не сделаешь, люди теряют интерес к собственному здоровью, кроме того, зимой темно, а он плохо видит. Ему нужно яркое солнце, майское, июньское, которое светило бы прямо во рты его пациентам, лесорубам и усатым мужчинам, которые целыми днями простаивают на мостике в селе, и поэтому о них говорят, что они работают в «Мостостое».

Когда уже высохла апрельская грязь, я все смелее обходила окрестности, привычно осматривая свои владения. В это время я охотно посещала Ахтозию, маленький поселок у самой каменоломни, где жил Стоматолог. Как и каждый год, наткнулась на удивительную картину — на ярко-зеленой траве, под голубым платом неба, стояло белое стоматологическое кресло, а на нем полулежал кто-то с открытым к Солнцу ртом. Над пациентом склонялся Стоматолог с бором в руке. Его нога выполняла едва заметное издалека монотонное движение, ритмично нажимая на педаль бормашины. И еще в нескольких метрах стояло двое или трое мужчин, которые сосредоточенно, молча наблюдали за этим действом, потягивая пиво.