Веди свой плуг над костями мертвых - [24]

И я наблюдала с лестницы за изменениями, которые принесла оттепель на Плоскогорье. Кое-где, особенно на южных и восточных склонах, появились темные пятна — там зима отступала со своим войском, однако она удерживала позиции на границах и на опушке леса. Весь Перевал был белый. Почему распаханная земля теплее, чем поросшая травой? Почему в лесу снег тает быстрее? Почему у ствола дерева образуется в снегу круглое углубление? Или дерево теплое?

Я спросила об этом Матогу. Пошла к нему попросить, чтобы он помог с тем желобом. Он беспомощно посмотрел на меня и ничего не ответил. Ожидая, я разглядывала его диплом участника соревнований по сбору грибов, которые ежегодно организовывало Общество грибников «Боровик».

— Я и не знала, что ты так хорошо собираешь грибы.

Он мрачно улыбнулся и промолчал, как всегда.

Матога пошел со мной в свою мастерскую, которая напоминала операционную — столько там было разных ящичков и полочек, а на каждой было какое-то Орудие, специальное, придуманное для того, чтобы сделать что-то небольшое. Он долго шарил в коробочке, наконец вытащил оттуда кусок плоского алюминиевого провода, скрученного кольцом.

— Хомут, — сказал он.

Слово за слово, медленно, словно соревнуясь с прогрессирующим параличом языка, он признался мне, что за последние недели ни с кем не говорил, и его способность говорить очевидно уменьшается. Наконец, откашливаясь, сообщил, что Большая Ступня умер, подавившись костью. И что это был несчастный случай. Это подтвердило вскрытие тела. Он узнал от сына.

Я засмеялась.

— Мне казалось, что Полиция способна на более впечатляющие открытия. То, что он подавился, было понятно даже на первый взгляд …

— Ничего не видно на первый взгляд, — Матога возразил, как на его характер, слишком резко, так, что эти слова врезались мне в память.

— Ты же знаешь, что я об этом думаю, правда?

— Что?

— Помнишь тех Косуль, стоявших у дома, когда мы шли туда? Это они его убили.

Он замолчал и начал очень внимательно разглядывать хомут.

— Как?

— Как, как. Я точно не знаю. Может, они его просто напугали, когда он, как варвар, поедал их сестру.

— Хочешь сказать, что это была динтойра[4]? Косули наказали его?

Я долго молчала. Кажется, ему нужно много времени, чтобы сосредоточиться, а потом осознать услышанное. Он должен потреблять больше соли. Я уже говорила, что соль помогает быстрее принимать решения. Матога медленно надевал валенки и тулуп.

Когда мы шли по мокрому снегу, я сказала:

— А Комендант в колодце?

— Ты о чем? Хочешь знать причину смерти? Не знаю. Он не рассказывал.

Это он о Черном Пальто.

— Нет, нет, я знаю, какая была причина смерти в колодце.

— Какая? — спросил он так, словно это его нисколько не интересовало.

Поэтому я не ответила сразу, а подождала, пока мы двинемся через мостик к дому Писательницы.

— Такая же.

— То есть он подавился костью?

— Не злорадствуй. Его убили Косули.

— Подержи лестницу, — ответил он на это.

Поднялся по ступеням и возился с желобом, а я продолжала объяснять ему свою теорию. Сослалась на свидетеля — Дизя. Мы с ним знали больше, потому что первыми прибыли на место происшествия и заметили то, чего потом Полиция уже не могла увидеть. Когда Полиция приехала, было темно и мокро. Снег таял на глазах и скрыл то, что было самым важным — эти странные следы вокруг колодца, много, сотни, а может, и больше — маленькие, круглые, словно Человека окружило целое стадо Косуль.

Матога слушал, но не отвечал, на этот раз из-за того, что держал во рту шурупы. Поэтому я продолжала: «Может, сначала он ехал на машине и почему-то остановился. Может, Косуля, одна из убийц, притворялась больной, а он обрадовался, что нашел дичь. И тогда, когда вышел, они окружили его и начали теснить в сторону колодца».

— У него была окровавлена голова, — сказал сверху Матога, прикрутив последний шуруп.

— Да, потому что ударился, падая в колодец.

— Готово, — сказал он, помолчав, и начал спускаться вниз.

И действительно, желоб держался на новом алюминиевом хомуте. А старый, наверное, найдется через месяц, как растает снег.

— Постарайся не рассказывать об этом предположении. Оно очень недостоверное и может тебе навредить, — посоветовал Матога и отправился прямо домой, не взглянув на меня.

Я подумала, что он тоже считает меня сумасшедшей, как и все, и мне стало обидно.

Ну что ж. Блейк писал: «Противопоставление является Настоящей дружбой».

Меня снова вызвали на допрос заказным письмом, которого привез Почтальон. Ему пришлось добираться из города на Плоскогорье, поэтому он был сердит на меня и не замедлил это выразить.

— Следует запретить людям жить так далеко, — заявил он с порога. — Что вам с того, что вы так это спрятались от мира? Он вас все равно достанет. — В его голосе слышалось злорадство. — Подпишите вот здесь, повестка из прокуратуры.

Ох, не принадлежал он к друзьям моих Девочек. Они мне всегда демонстрировали, что не любят его.

— Ну, как оно жить в башне из слоновой кости, над головами мелочи, с носом, задранным к облакам? — спросил Почтальон.

Этого я больше всего не люблю в людях — ледяной иронии. Это трусость; все можно высмеять, никогда ничем не интересоваться, не чувствовать себя ничем связанным. Жить, как импотент, который сам никогда не изведает наслаждения, однако сделает все, чтобы оно стало отталкивающим для других. Ледяная ирония — это главное орудие Уризена. Оружие бессилия. При этом эти умники всегда имеют собственное мнение, которое победно пропагандируют, хотя если начать расспрашивать, интересоваться деталями, окажется, что все их теории состоят из обычных, банальных вещей. Я никогда не решилась бы сказать о ком-то, что он глуп, и не хотела заранее осуждать Почтальона. Я пригласила его сесть и сделала кофе, такой, какой любят Почтальоны — крепкий, заваренный в стакане. Угостила пряниками, которые пекла еще до праздников, надеюсь, они не зачерствели и мой гость не поломает о них зубы.