Вечный поборник - [4]

Последняя цитата – из романа Майкла Муркока о Джерри Корнелиусе, к которому я еще вернусь...

Сначала никакого названия движение не имело. Просто, с легкой руки Муркока, пошла волна новых авторов и тех, кто смог раскрыться по-новому. Чьи экспериментальные романы и рассказы переворачивали с ног на голову все привычные представления о «научной фантастике» (аббревиатуру SF бунтари сохранили, но теперь предпочитали расшифровывать ее как speculative fiction – «литература размышлений»). И уже через несколько лет имена Брайна Олдисса, Джеймса Грэма Балларда, Джона Браннера, Майкла Джона Харрисона, Джона Слейдека, Кристофера Приста «и примкнувших к ним» американцев Томаса Диша, Нормана Спинрэда и Сэмюэла Дилэни[5] были на слуху у всех, кто читал фантастику. Вне зависимости от того, как к ним относились...

А потом подоспел и ярлычок. Словосочетание «Новая Волна» первоначально возникло где-то в дебрях фэнзинной субкультуры, а затем один из молодых талантов, Кристофер Прист, превратил его в своего рода знамя, в фирменный знак той фантастики, что печаталась преимущественно в «Новых мирах».

Литература, вызванная к жизни редактором «Новых миров» могла нравиться или вызывать яростное неприятие, она могла – как все модное – становиться на время популярной, но затем быстро сходить на нет. Авангардизм вообще рассчитан на успех сиюминутный, на шок; когда к словесной пиротехнике, эпатажной нецензурщине и бьющим наотмашь сценам привыкаешь, все это становится скучным... Но этой непривычной, возбуждающей фантастике в одном следует отдать должное: она была поразительно созвучна своему времени.

И об эпохе шестидесятых и сегодня можно составить неплохое представление, погрузившись с головой в подшивки тогнишних «Новых миров».

Однако к концу декады Волна пошла на убыль. Во-первых, революции не бывают перманентными, а кроме того мощный и хорошо структурированный американский рынок (а именно он в конечном счете и определяет ситуацию в англоязычной фантастике) оказался бастионом не по зубам бунтующей молодежи. Вообще, в 1960-м годам эта литература на Западе стала во всех отношениях массовой – а значит, всем радикальным завихрениям, выбивающимся из привычных представлений среднего читателя, отныне суждено было остаться колебаниями перифеийными...

Ко всему прочему, и ситуация с изданием «Новых миров» в значительной мере вышла из-под контроля Муркока. Причины были не творческие и не организационные, но прозаически-финансовые: волна налетела на стену, анархия молодых бунтарей – на жестко организованных кредиторов.

Правда, журнал не обанкротился, хотя помощь пришла с неожиданной стороны – от культурно-административного истэблишмента! «Новые миры» получили субсидию от Британского совета по делам искусств, причем склонили сей высокий правительственный орган к такому решению такие столпы национальной культуры, как Энтони Бёрджесс, Кеннет Олсоп, Энгус Уилсон, Джон Бойнтон Пристли. Все, надо сказать, люди не молодые – и уж никак не радикалы.

Муркок окончательно расстался с «Новыми мирами» в 1971 году, и, хотя еще собирал несколько лет антологии с аналогичным названием, его время ушло.

Время редактора Муркока...

* * *

Все годы, пока он редактировал «Новые миры», Муркок не переставал писать. Лишь в середине 1970-х, когда Волна улеглась, критики и читатели, словно придя в себя после революционного похмелья, обнаружили нового писателя. Невероятно плодовитого, бесконечно разнообразного и одновременно маниакально последовательного в проведении каких-то своих навязчивых идей. А кроме того – тонкого, интеллигентного, ироничного и стилистически «экипированного» на любой вкус!

Короче, Муркока-писателя.

С самых первых произведений он приступил к созданию совершенно беспрецедентной суперсерии, охватывающей, по замыслу автора, все его произведения. Для этого, правда, пришлось разработать концепцию Мультивселенной (термин позаимствован, вероятно, у современника и соотечественника – видного английского прозаика Джона Каупера Повиса, также отдавшего дань фантастике).

В Мультивселенной равно сосуществуют различные параллельные миры, постоянно пересекаясь друг с другом – причем, так сказать, без оглядки на жанр! Конкретный роман может быть написан в манере «твердой» научной фантастики, фэнтези, романа абсурда и даже реалистической прозы; а герои – при всем богатстве нарисованных образов сводимые к считанным типам – свободно мигрировать из книги в книгу, в итоге образуя богатое полифоническое целое (чему нимало способствовало и частое переписывание автором ранних произведений).

«Все мои книги связаны между собой, – подтверждает он, – посредством продолжающихся образов, ситуаций, отдельных сцен, – потому что все мои книги, в сущности, посвящены исследованию одних и тех же тем. Методы исследования разнятся: метафизика, метафора, а то и просто реалистическое описание; но объект исследования – один и тот же. Некоторые из книг – более сложные и амбициозные, другие вышли попроще. Даже мои музыкальные записи организованы в единое целое. Я не смог бы работать в иной манере».

Самым плодовитым оказался творческий выход Муркока в «героической фэнтези», что подтвердила и присужденная ему в 1967 году Британская премия фэнтези «за общий вклад в развитие жанра». «На протяжении целой декады, – пишут известные английские специалисты Малколм Эдвардс и Роберт Холдсток, – казалось, по крайней мере, в Великобритании, что все огромное пространство фэнтези заполонил собой один человек. Им был Майкл Муркок, а его теснящиеся на полках книжных магазинов романы наводили на кошмарную мысль о том, что этим изданиям удалось найти способ размножаться в неволе»