Вечные времена - [4]

На снегу во дворе виднелись отпечатки множества ног, пахло жареной свининой. Пес Недьо вылез из-под брички и потянулся. Эту бричку сельсовет купил у деда Стефана для того, чтобы отправлять на ней стариков в последний путь, и после небольшой переделки стала она катафалком, а Недьо привез ее домой подтянуть рессоры.

Пес вылез из-под брички потому, что ему очень хотелось попасть на свадьбу, но никто его туда не позвал. Лишь запах свинины звал его все сильнее, и у пса даже слезы навернулись на глаза от проявленной к нему несправедливости. Он гавкнул раз-другой на ишака, но Марко не понял этих злобных и жалобных выпадов, так как не знал собачьего языка и не любил жареной свинины. Любил он конфеты, особенно мятные, и поэтому, заметив на снегу что-то черное и круглое, потянулся мордой к нему. Но оказалось, что это вовсе не потерянная кем-то конфета, а замерзший овечий катыш. «Хорошо, — сказал себе Марко, — ну и пусть это не конфета, ну и пусть за освещенными окнами едят и пьют, я же буду стоять здесь, и меня будут щекотать снежинки». Много ли надо неприхотливому казанлыкскому ишаку? Близость брички, привязи, дома — и он уже чувствует себя превосходно, на своем месте. Ничем его не удивишь.

А пес удивлялся, что он у себя дома, а его никто не зовет. Он принюхивался к вкусному запаху, доносившемуся из окон, и ждал мяса. Не заметил он и овечьего катыша на снегу, потому что ему никогда не приходилось есть конфет, тем более мятных. «Нет, нету правды на свете, — сказал себе пес Недьо, — как это может быть: ты у себя дома, а о тебе забыли?»

А про него и в самом деле забыли. В разгар веселья Спас поднял стакан. Остальные тоже подняли свои стаканы.

— Давайте чокнемся за молодых! — сказал Спас. — Здоровья им и счастья!

— Боже мой, какой стыд! — прошептал в ладонь его двоюродный брат Дачо, а во всеуслышание крикнул, поднимая стакан: — За ваше здоровье!

Все чокнулись, выпили до дна стаканы с добрым памидовым вином, заели острым салатом и кусочками жирной свинины. Потом снова пили, уже молча, опять ели и опять пили. Поднялся с места Недьо, еще крепкий и статный, в костюме в полоску со значком бывшего Союза кооперации на отвороте, уже порядком выпивший, с выпученными глазами и щеками в порезах от старательного бритья. Зорка смотрела на него счастливыми влажными глазами. Как это произошло, что двое одиноких людей — добрых соседей — решили создать семью? Как это случилось?

— Случилось так, — подхватил ее мысль Недьо, — что мы с соседкой Зоркой решили убрать между нашими дворами плетень, значит, вроде бы скооперироваться. Она вздыхает, я вздыхаю, так уж пусть мы будем вместе вздыхать и помрем вместе, раз всю жизнь друг друга знаем и уважаем как людей и как соседей. Чтоб было кому нас в землю зарыть… — Услышав всхлипы Зорки и заметив остекленевшие взгляды гостей, Недьо споткнулся, но тут же продолжил: — Решили мы, значит, соединиться на старости лет и начать новую жизнь, но наши дочери и сыновья не хотят нас признать…

— Им-то легко, — произнес сочувственно Дачо. — В городе за них машины работают, а они получают себе зарплату и катаются на «Москвичах».

— Именно так, — согласился Недьо. — Им легко. Все у них устроено, все в порядке. Но они нас признают, куда им деться? Раньше, бывало, родителям надо было признавать своих сыновей и дочерей, когда те женились без согласия отца-матери, а теперь все наоборот. Будто мы женились без их согласия, и они должны нас признать!

— Кто женился без согласия родителей? — спросила бабка Атанаска, глухая на одно ухо.

— Недьо и Зорка, — пояснил Дачо, наклонившись к ней.

— Ага! — сказала бабка Атанаска. — Без согласия, говоришь?

— Они вас признают, бай Недьо! — сказал фельдшер Кольо, самый молодой из всех, родом из другого села, общий любимец, — Раз Лесник вас признал и подписал ваши документы, раз председатель поставил на них печати, значит, наша власть вас признала. И вашим дочерям и сыновьям некуда податься. Они вас признают! За ваше здоровье!

Все опять чокнулись. От вина глаза заблестели, лица стали веселыми. Спас откашлялся, Ламби, глядя на него покрасневшими глазами, положил в рот еще кусочек мяса. «Хорошего поросенка вырастил Недьо, — подумал Ламби, — ну а коль решил человек жениться, пусть женится! Вот Спас никогда уже больше не женится, он себе на уме. Глядишь на него — улыбается, а внутри у тебя аж холодеет от его улыбки». Ламби почувствовал, как внутри у него похолодело, и взял себе еще кусочек мяса. Дачо уставился своими маленькими живыми глазками на невесту, вспомнив о жене, и вздрогнул от неожиданности, когда Спас толкнул его в бок и прошептал:

— Эй, братишка, не пялься на невесту, я знаю, какой ты безобразник! Тебе все равно кто.

— Ну что ты говоришь! — запротестовал Дачо и виновато поглядел на молодожена, своего собрата по плотницкому делу.

Недьо опрокинул еще стакан, чтобы прочистить горло, и продолжал:

— Сейчас мы начали новую жизнь во всем, правильно я говорю? Раз прощаемся со старым, надо проститься, пока не поздно.

— С чем прощаемся? — спросила, недослышав, бабка Атапаска.

— Со всем, — пояснил Дачо.

— Ну что ж, простимся, — вздохнула бабка Атанаска.