Вечные времена - [5]

— Я сыта всем по горло!

Дед Стефан пил, а в его круглых детских глазах читалось веселое удивление. Когда они вошли во двор Недьо, он приблизился к своей бывшей бричке, купленной у него сельсоветом для погребальных целей, и тайком погладил ее. Бричка отозвалась на ласку, и он понял, что она еще его, хотя сельсовет ее и купил.

— А что, как ни крути, она моя и есть, — произнес вслух дед Стефан, но никто его не услышал.

Пес во дворе глотал слюнки, слизывая падающие на морду снежинки, и ждал мяса. Ведь рано или поздно люди должны наесться, тогда они выйдут и позовут его. Чтобы спастись от снега, пес залез под бричку у ворот, где было сухо. Там пахло теплой мякиной, и ему захотелось спать, но спать было нельзя, чтобы не пропустить угощение. Свернувшись калачиком, пес прикрыл один глаз. Потом открыл его и прикрыл другой, чтобы не утомляться. Глядя по очереди то одним, то другим глазом, он стал засыпать и наполовину заснул. Стал ему сниться половинчатый сон — половинки людей с одной рукой и ногой, которые прыгали в половине двора, где возле кола стояла половина ишака. Когда псу приснилось пол-ишака, он засмеялся и проснулся. Ишак был целым и, как и прежде, кротко стоял под снегом. Тогда пес заснул другим глазом, и ему приснилась другая половина сна. Перед ним вдруг появилась половина жареного поросенка. Тут пес не выдержал и заснул обоими глазами, но поросенок, вместо того чтобы стать целым, вообще исчез, а пес продолжал спать и во сне ощущал сильный холод и голод.

Взвизгнув, он подскочил от пинка Спаса и с удивлением увидел, что все гости высыпали во двор.

— Мы хотим плясать хоро, — сказал Спас, — а кто же нам будет играть? Дачо, иди разбуди Улаха и доставь сюда вместе с кларнетом!

— А что, пойду, — отозвался Дачо. — Улах быстро высыпается, а ежели надо играть на кларнете, сразу прибежит! Лишь бы не был занят по работе…

И правда, Дачо скоро вернулся вместе с Улахом, который уже закусил мундштук кларнета. Глаза у него были еще сонные, но кларнет уже проснулся.

— Поздравляю! — крикнул Улах и заиграл.

Кларнет пискнул тонко и фальшиво, но Улах начал его усмирять и не сдался до тех пор, пока кларнет не смирился и не заиграл хоро северного края. Взявшись за руки, люди образовали цепочку. Спас повел ее, покрикивая: «Иху-хууу!» Цепочка завернулась в круг, который расширился по всему двору. Другие тоже принялись подбадривать себя криками, кларнет уже не фальшивил, и Улах окончательно проснулся. Из дома вышли все, кто там оставался, и тоже включились в пляс. Люди весело подпрыгивали, притоптывая ногами по снегу. Кто-то крикнул:

— Недьо, какая ж это свадьба, ежели в хоро нету петуха с воздушной кукурузой?

Хлопнув себя по лбу, Недьо оставил хоровод и бросился в курятник. После долгой возни появился с разгневанным петухом, ожесточенно клюющим значок Союза коопераций. Пока укрощали петуха, Улах перестал играть. Люди остановились. Бабка Атанаска крестилась дрожащей рукой. Спас стоял, выпятив грудь и улыбаясь, его кепка была лихо заломлена, как у молодого парня.

— Спас, возьми петуха, — сказал Недьо. — А воздушной кукурузы нету.

— И без нее обойдемся! — крикнул Дачо. — Большое дело — нет кукурузы! Ежели для нас главное — кукуруза, лучше вообще было бы ничего не устраивать! Ну-ка, Улах, давай снова хоро!

Вновь полилась мелодия хоро, и люди последовали за ней. Спас высоко над головой держал петуха. Петух взмахнул крыльями и принялся остервенело клевать кожаную кепку Спаса. Танцующие громко кричали и топали.

— Ух-ух! — приговаривала, подпрыгивая, бабка Атанаска. Ей вдруг показалось, что это ее свадьба, и она начала искать глазами своего жениха, но не могла найти. Вырвавшись из цепочки танцующих, она подошла к Улаху и, подбоченившись, встала рядом.

— Юрдан! — позвала она своего жениха.

Всплески смеха потонули в общем шуме и музыке. Спас еще сильнее замахал рукой, в которой держал беснующегося петуха, кровь у него закипела, как в былые времена, захотелось с кем-то драться. Заметив подбоченившуюся бабку Атанаску, Спас крикнул:

— Нету его, бабушка Атанаска! Иху-хууу!

— Куда вы его спрятали? — завизжала бабка Атанаска и в бессильной злости пнула ногой ишака Спаса. Марко быстро на нее взглянул и простил ей этот пинок: не лягнул в ответ. Бабка Атанаска бросилась к воротам и выскочила на заснеженную улицу искать своего Юрдана, а хоровод вытянулся в цепочку, а потом снова сомкнулся в круг. Жалобно моргая, пес смотрел, как цепочка танцующих закручивается на манер домашней колбасы. Тут Недьо подбежал к бричке и поднял руку.

— Улах! — крикнул он. — Перестань играть! Я хочу говорить! Ты, как музыкант, должен подчиниться! Угомони свой кларнет!

Смутившийся Улах прекратил игру. Люди окружили Недьо и бричку, а дед Стефан, воспользовавшись суматохой, опять погладил ладонью бричку. Она тоже его погладила и улыбнулась. Спас нахмурился, опустил руку с петухом и подошел к Недьо.

— Нехорошо, друг, негоже нарушать хоро!

— Погоди, друг, — сказал Недьо двум Спасам, стоявшим перед ним с двумя петухами в руках. — Я эту бричку взял в п-починку. Это… того… с-служебная б-бричка!

— Ну да, служебная! — вмешался Дачо. — Это бричка деда Стефана. А, да, верно, ее ведь купили для… — И Дачо разразился смехом, а дед Стефан снова придвинулся к бричке и дотронулся до расслабившейся рессоры. Рессора тоже дотронулась до него.