Вам доверяются люди - [108]

Шрифт
Интервал

Варвара Семеновна устало махнула рукой:

— Вот и побеседовали по-семейному. Эх!

Она пошла было прочь из комнаты, но на пороге остановилась со сконфуженным и неуверенным видом.

— Добивайте уж, добивайте сразу, — криво улыбаясь, сказал Степняк.

— Да нет, какое «добивайте»… — Варвара Семеновна схватилась за свои спасительные очки и принялась протирать их. — Вот поругалась с вами, а совсем забыла, что мне ваша консультация нужна, сперва бы о деле спросить, а потом ругаться…

Илье Васильевичу стало смешно. Старуха, видно, всерьез боится, как бы он не отказался дать деловой совет. Он подошел к ней:

— Ну а мы наоборот — сперва поругались, а теперь о деле… Что-нибудь насчет хирургии?

— Нет, собственно, не хирургия, а… Вы, конечно, знаете, что называется роды по-королевски?

— Понятия не имею! — чистосердечно признался Степняк.

— Да бросьте вы! — Варвара Семеновна искоса взглянула на зятя: то ли подсмеивается над ней, то ли действительно не знает?

Надя перестала всхлипывать и отняла от лица руки.

— А я тоже никогда не слышала! — удивленно сказала она.

— Чему вас только учили! — возмутилась старуха, прочно усаживаясь на то самое место, с которого вскочила две минуты назад.

Илья Васильевич подавил улыбку.

— Ну, мы же все-таки не гинекологи. А в чем суть?

— Суть в аппарате для газового наркоза, — назидательно ответила Варвара Семеновна. — Об этом, надеюсь, слыхали?

— Не только слыхал, но искал по всему городу и нашел…

Обычно о таких трофеях Степняк рассказывал с ликованием страстного охотника, но сейчас при воспоминании об аппарате, добытом с такими трудами, он заметно помрачнел: приобретение этого аппарата несомненно будет фигурировать среди многих других обвинений в акте представителей Госконтроля.

Варвара Семеновна, наоборот, повеселела:

— Значит, вы им пользуетесь?

— Пользуемся. Превосходная штука. Но, конечно, надо умеючи. У нас есть такой молодой хирург Гонтарь, он специальные курсы посещал. И еще готовим специалиста анестезиолога…

— Понятно, — кивнула Варвара Семеновна. — Вот, видите ли, нам этот аппарат выделили и доставили вчера…

— Везет некоторым! — процедил Степняк.

— Почему же везет? Вы ведь получили?

— Неправедным путем. Без разрешения райздрава. И с нарушением финансовой дисциплины.

— Обойдется! — уверенно сказала Варвара Семеновна. — Вы же не себе отрез на пальто покупали? В крайнем случае заставят написать объяснение — и все… Так вот, нам привезли. И велят выделить двух врачей на эти самые курсы. Значит, стоит?

— Еще бы!

Степняк принялся рассказывать, какое облегчение для больного и для хирурга дает применение газового наркоза. Варвара Семеновна слушала с жадным любопытством.

— Ох как все-таки шагает техника! — вдруг воскликнула Надя. — Я даже не подозревала о существовании этого аппарата. Подумай, Илья, если бы у нас в госпитале под Вязьмой была такая штучка…

Она замолчала, не то поддавшись воспоминаниям, не то удивившись собственному интересу к какому-то аппарату, который никак не касался ее теперешней жизни.

— А при чем все-таки здесь королевские роды? — спросил Степняк.

— Поразительная невежественность! — рассердилась Варвара Семеновна. — Не королевские роды, а «роды по-королевски». Так в Англии называют роды, обезболенные с помощью газового наркоза. Сами понимаете, что название не случайное, рожать с такими удобствами у них могут очень немногие… Ну а у нас по-королевски рожать будут все ткачихи-поварихи, сватьи-бабы Бабарихи…

Она весело подмигнула Степняку.

— Будут, будут! — рассеянно сказал он, думая о том, что не сегодня-завтра представители Госконтроля призовут его к ответу как раз за то самое, чему так радуется эта немножечко наивная, немножечко старомодная, а в общем великолепная старуха, которая и в шестьдесят лет не утратила комсомольский задор своей юности.

Этот комсомольский задор Варвары Семеновны и ее уверенное «обойдется» странным образом поддерживали Степняка в тот неприятный час, когда его вызвали давать объяснения ответственному товарищу в Госконтроле.

Содержание акта, составленного ревизорами, было ему уже хорошо известно. Все в этом акте соответствовало действительности, ни один из многих пунктов нельзя было назвать лживым, и все-таки Степняк, читая акт, вспоминал восточную поговорку об одеяле лжи из лоскутьев правды. Он представил себе резкий след отточенного, покрытого сиреневым лаком ноготка Таисии Павловны — вот здесь, и здесь, и еще там… Он видел, как, сжав тонкие губы, она барабанит пальцами по настольному стеклу, как придвигает блокнот, чтобы записать себе для памяти язвительные и злобные мысли… Впрочем, нет, зачем ей какие-то мысли, когда весь акт и каждая его строчка — основание для сокрушительного административного приказа… А ведь кроме акта у Таисии Павловны есть на вооружении еще и эмоции. Теперь она, наверно, с удовольствием вспомнит все их стычки, споры, все ее, как она выражается, предостережения.

Ну что ж, наступил час безоглядной драки. Безоглядной! Степняку вдруг вспомнилось, как в начале войны его генерал, не тот огрузневший Геннадий Спиридонович, которого теперь молоденькая пустозвонка жена величает «папочкой», а былой Геннадий Спиридонович, грубоватый и прямодушный вояка, напутствовал молодого военврача второго ранга Степняка, отправляя его формировать первый в ту пору, невиданный, неслыханный, небывалый по размерам и задачам сортировочный госпиталь: «Я тебе верю, действуй! Только действуй! И не оглядывайся!»


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Тихий тиран

Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».