Вам доверяются люди - [107]
— Идите, идите, — решительно сказал Львовский, — не тратьте зря времени. Мы вас тут подождем.
На обратном пути Костя без умолку болтал о ловкости карманников. Львовский расстался с матерью и сыном на площади Революции. Костя проводил его долгим взглядом.
— А он ничего дядька, да, мам? Добрый, видать?
— Наверно, добрый, — рассеянно подтвердила Ольга Викторовна.
— У него дети есть?
— Кажется, нет. А зачем тебе?
— Да он сказал, пока ты платила, чтоб я приходил к нему. «Коллекцию, говорит, интересную покажу и познакомлю, говорит, с одной хорошей девчонкой. Кирой зовут». Я думал — дочка.
— Может, и дочка, — медленно сказала Круглова. — Я не знаю.
Семейный совет по поводу Петушка сильно затянулся. Степняк ожидал, что Надя будет бурно заступаться за Петьку, но, вопреки обыкновению, Надя вела себя очень кротко — не спорила, не вздергивала насмешливо подбородок, не бросала колючих и обидных реплик. Зато Варвара Семеновна, тоже вопреки обыкновению (она считала, что вмешиваться в семейные дела дочери и зятя бестактно), выложила обоим свои далеко не лестные мысли об их жизни. Выражений она не выбирала.
— Сами обмещанились и парня уродуете! — говорила она, то сдергивая, то надевая очки. — Стыдно сказать — врач, фронтовичка, не дура как будто, а чем занимается? Бегает по магазинам за нейлонами-перлонами, и одна забота — чтоб не опоздать к маникюрше.
— Мама, ну при чем тут маникюр? — попробовала вставить Надя.
— Молчи! — приказала Варвара Семеновна. — Прекрасно понимаешь, при чем! Маникюр не грех, а вот если маникюр — единственное дело, тогда скверно. Тебе газету прочитать некогда, если правду говорить. Ну-ка, ответь, что ты знаешь про Конго?.. Молчишь? То-то и оно. Интеллигентная советская женщина называется! Много ты можешь дать сыну…
— Я виноват не меньше Нади, — хмуро заступился Степняк.
— И виноваты! — энергично согласилась Варвара Семеновна.
Она опять сдернула очки и высморкалась. Без стекол ее усталые глаза казались куда добрее. Сейчас, впрочем, она сердилась не на шутку.
— Но он же не пьет, не за бабами бегает, а работает с утра до ночи! — неожиданно обиделась Надя.
— Только не хватало! — взмахнула очками Варвара Семеновна. — Интересные, я погляжу, у вас теперь представления о добродетелях… Скажи еще — не ворует! Ежели не пьет, не распутничает, не лодырничает, — значит, герой? Ну и ну! А в мое время, знаешь, это был минимум требований, которые предъявляли человеку. Минимум! И не коммунисту, а самому рядовому рабочему или там служащему… Но ведь Илья Васильевич, сдается мне, партийный товарищ. И голова вон уже седая…
— Чего ты от него хочешь, мама?
— А немногого, — вдруг со спокойной насмешливостью ответила мать. — Пустяков, собственно говоря: чтоб он не только на работе, но и дома коммунистом был.
— Не понимаю… — тяжело краснея, выдавил Степняк.
Варвара Семеновна напялила очки и, щурясь, хитровато посмотрела на зятя.
— Будто? А только что говорили: «Виноват, виноват…» В чем же, собственно, виноваты? Или уж такая привычка завелась: раз критикуют, давай скорее каяться, — авось и не взыщут?
Степняк привычно стиснул кулаки в карманах.
— Я, кажется, не давал вам повода… — Он сдержался. — Виноват, что недостаточно думал о воспитании сына.
— И в этом виноваты, — согласилась теща. — А больше всего в том, что из жены куколку сделали. Распустили жену. Почему позволяете ей бездельничать, а?.. Была человек человеком. Специальность, слава богу, в руках. Баба здоровая. И вдруг нате, в иждивенки записалась!
Надя сидела на тахте, опустив голову, и обводила пальцем замысловатый рисунок обивки.
Разговор шел в их комнате. Виновник разговора, Петушок сладко спал на своем диване в комнате у бабушки. Неонила Кузьминична, переделав тысячу незаметных хозяйственных дел, которым никогда нет конца, улеглась в своем уголке, отделенном от кухни легкой, выкрашенной в белый цвет перегородкой.
В квартире было по-ночному тихо. Через открытую форточку в комнату шел ощутимо свежий весенний воздух.
Выдержав паузу, Варвара Семеновна горько усмехнулась:
— Молчите? Нечего сказать?.. А я еще добавлю. Насчет вашей дочери Светланы…
— Мама! — предостерегающе сказала Надя.
— Нет уж, начистоту так начистоту! — Старая женщина вскинула голову, и Степняк впервые увидел, что своенравное движение подбородком, которое он так хорошо знал у жены, когда-то, видимо, было свойственно ее матери. — Я считаю, что тут вы постыдно смалодушничали. Как это вы позволили Надежде оторвать себя от дочери?!
— Мама! — снова крикнула Надя.
Старуха живо повернулась к ней:
— Ну что — мама? Что? Чем можешь похвалиться? Лишила Петьку сестры, лишила дочь отца — и чего ради? Какие такие чувства спасала? Какие семейные устои охраняла? Я все твои доводы наизусть знаю, не первый раз спорим… Вот теперь я к этой Светлане ездила. Да она в десять раз умнее тебя, хоть на десять лет моложе! Могла бы за Петьку так тебя отчехвостить, а ведь словечка о тебе не сказала…
— Еще бы она матери про дочь…
— А ты отцу про дочь могла?! — Варвара Семеновна встала, задохнувшись от гнева. — И вы, Илья Васильевич, просто тряпка, хоть и зять мне!
Закрыв лицо руками, Надя всхлипывала. Степняк подумал, что женщинам легче: они имеют право плакать.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».