Вам доверяются люди - [110]

— При чем здесь ночные операции? — перебил хозяин кабинета.

— При том, что у нас только электрических автоклавов около десятка. А в них стерилизуется операционный материал. И они, бывает, портятся. У нас примерно сорок сложнейших клинико-диагностических приборов… Ну, про электрокардиограммы знаете? Вот, приборы такого типа. А в лабораториях… Да что, я вам иначе скажу — за месяц мы расходуем больше тридцати тысяч киловатт-часов электроэнергии. Можно управиться с одним электриком, как вы думаете?.. Вот я говорил про холодильную и кислородную установки. Современная больница без них существовать не может. А ведь по штатному расписанию ни кислородчиков, ни холодильщиков нет. Спро́сите, как устраиваемся? А вот как — в ведомости на зарплату пишется: «Сестра на кислородной установке». А сестра эта с усами и бородкой и очень внушительным басом требует себе отнюдь не сестринскую зарплату…

Ответственный товарищ неожиданно и коротко хохотнул. Степняк почти физически ощутил, как согревается ледяная атмосфера кабинета.

— Почему на соседнем заводе слесарь-водопроводчик получает почти вдвое больше, чем в больнице? Почему я должен идти на махинации и комбинации, чтоб удержать его у себя в штате? Почему мой завхоз должен довольствоваться грошовой зарплатой, хотя ответственности у него втрое больше, чем у любого снабженца на предприятии? Вы думаете, только я один среди главврачей нарушаю святую райздравскую смету? Как бы не так! Я просто не скрываю этого, не желаю скрывать. И я всюду готов кричать, что штаты больниц не предусматривают специалистов, которые обслуживали бы новую технику.

— Значит, по-вашему, надо увеличить количество обслуживающего персонала?

— Вовсе нет, — быстро сказал Степняк. — На мой взгляд, главному врачу надо предоставить право в пределах годового бюджета самому решать, что сегодня нужнее — полотенца или новые препараты, санитарка или столяр, сестра или кислородчик. Мы же, как малые дети, на помочах… А спрос-то за жизнь людей — с нас!

— Спрос всегда с нас! — подчеркивая каждое слово, сказал хозяин кабинета.

Но Степняк не хотел униматься.

— Откуда такая подозрительность? Чуть передвинул деньги из одной статьи в другую — крик: «Преступление, преступление!» Почему преступление? Много ли вы назовете врачей-растратчиков? Почему мне доверяют делать операцию на сердце… вы это вообразить можете? На сердце! — проскандировал он и для убедительности приложил руку к груди. — И не доверяют премировать санитарку за самоотверженный труд… А она ночей не спала, ухаживая за тем больным, которому вырезали желудок, перелили литр или два крови, у которого уже не было пульса, которого мы буквально из могилы вытащили… Но премировать санитарку какой-нибудь сотней рублей за то, что она возвращенного к жизни покойничка выходила, — преступление. На это я права не имею. Вы об этом знаете? А между прочим, послеоперационный уход иногда важнее самой операции!

Забывшись, Степняк вскочил со стула, на котором сидел возле заседательского стола, упиравшегося узким своим краем в письменный стол хозяина кабинета.

— В акте, — сказал он, нагибаясь и энергично тыча пальцем в бумаги, лежавшие на письменном столе, — все пункты отвечают действительности. Все до единого. У меня нет никаких конкретных возражений ни по одному из них. Но все вместе — это образцово-показательный пример того, о чем Ленин говорил: формально правильно, а по существу издевательство.

Мысль о том, что акт формален и бюрократичен, давно мучила Степняка. Он не собирался высказывать это вслух, но определение выскочило помимо его воли. «Ох, зарвался!» — пожалел он.

— Силён, брат! — с насмешечкой сказал ответственный товарищ, и Степняк почувствовал, что за насмешечкой скрывается нечто вроде симпатии.

«А как же выводы? — подумал он. — Ведь когда я пришел, все было уже предрешено, в этом я не мог ошибиться…»

— Это правда! — Степняк подергал ставший вдруг тесным воротник рубашки. — Впрочем, считайте как хотите. Я могу добавить еще очень многое, да… нужно ли?

Он хотел сказать «да что толку?», но удержался.

— Пожалуй, не нужно, — серьезно, задумчиво ответил хозяин кабинета, — ваши доводы убедительны. Но помочь вам мы не можем — это дело органов здравоохранения. Что касается акта, — товарищ взял со стола акт и положил его на раскрытую левую ладонь, как бы взвешивая, — мы укажем, что никакого своекорыстия не было и что смета райздрава, на наш взгляд, недостаточно гибка. Только еще один, последний вопрос. В акте этого нет, — быстро добавил он, снова опуская акт на стол и отводя глаза. — Нам передали заявление, будто вы… получили взятку от диетсестры Кругловой, чтобы прописать ее с сыном в Москве…

— Что?! Что?! — отступая, спросил Степняк.

— Заявление без подписи, — поспешно сказал ответственный товарищ.

— Вы доверяете анонимкам?!

— Я ничему не доверяю и все проверяю, — сказал хозяин кабинета. — Кроме того, это не совсем анонимка. Сперва нашим контролерам было сделано устное сообщение, и они посоветовали обратиться в райздрав. А уж потом пришло неподписанное заявление.

«Кукла с кудряшками! — догадался Степняк. — Это же ей советовали пойти в райздрав… До чего подлая баба. Но что ей нужно?» Его затошнило от злости.