Вам доверяются люди - [111]

Шрифт
Интервал

— Вы не желаете отвечать?

— Не желаю. Как можно отвечать на такую ложь и клевету?.. Вот я сейчас сделаю заявление, что дал вашему контролеру взятку, просил смягчить акт…

— Товарищ Степняк, этим не шутят.

— Я и не шучу. Дал, конечно, одному из контролеров! И, конечно, с глазу на глаз — разве взятки дают при свидетелях? А он взял. Оттого я и не обвинен… как это вы сказали?.. в своекорыстии.

Степняк с мрачным удовольствием увидел исказившееся лицо того контролера, на которого он посмотрел особенно пристально.

— Вы не волнуйтесь, — поднимаясь с кресла, сказал хозяин кабинета, — у нас к вам претензий нет. А со сметой рекомендую в дальнейшем не вольничать.

Он стоял, выпрямившись, опираясь кончиками пальцев о край стола.

— Не обещаю, — вздохнув, ответил Степняк. — Если опять попадется редкий и нужный аппарат, непременно приобретем. Во всяком случае, пока я в больнице.

— Н-да… — почесывая переносицу и силясь подавить улыбку, протянул ответственный товарищ. — Тогда ведь нам не миновать новой встречи?

— Будем встречаться, — спокойно подтвердил Степняк.

Ответственный товарищ несколько мгновений внимательно разглядывал Степняка, стоявшего перед ним. Оба были примерно одного роста и одного возраста. У обоих сильная проседь в волосах. Но у хозяина кабинета набрякшие мешочки под глазами и нездоровая желтизна кожи. И смягченная высоким ростом грузность — первый вестник надвигающегося ожирения. Степняк вдруг посмотрел на хозяина кабинета взглядом врача.

— На воздухе мало бываете, — привычно начал он и усмехнулся. — Прошу простить, профессия заговорила.

— Мало, — согласился хозяин кабинета и огорченно пояснил: — Никак не получается…

Он переменил позу, протягивая Степняку на прощание руку. Движение было широкое и дружелюбное. Контролеры тотчас молча наклонили головы. «Как автоматы!» — подумал Степняк и, отвечая на рукопожатие, не удержался, спросил:

— Значит, до нового свидания?

Ответственный товарищ опять коротко хохотнул и встряхнув руку своего подневольного гостя, ответил:

— Я не настаиваю.

На улицу Степняк вышел с ощущением, что действовал не оглядываясь и что человек, у которого он был, оценил это. Ощущение было приятное. Потом он вспомнил об анонимке и снова с недоумением спросил себя: «Чего же все-таки добивается эта гадина?» Но думать об «этой гадине» ему не хотелось. «Ладно, после!» — мысленно отмахнулся Степняк и зашагал в больницу.

3

В вестибюле родственники больных, как всегда, поджидали врачей. То, что посетителей пропускали ежедневно, устраивало всех. Но после четырех, когда разрешались посещения, в больнице оставались только дежурные врачи, а жены, мужья, отцы и матери обычно стремились поговорить со «своим доктором», особенно если дело касалось тех, кто лежал в хирургии. И около двух, когда кончался операционный день, в вестибюле, на длинных деревянных скамьях, ткнувшихся вдоль стен, ежедневно можно было увидеть несколько человек, с волнением поглядывавших в сторону лестницы.

Степняк считал это естественным. Он знал, конечно, что иногда врачей осаждают вздорными просьбами, что кое-кто предъявляет немыслимые требования. «Я не могу допустить, чтобы мой сын-школьник лежал бог знает с кем в общей палате!» — кричала ему одна разодетая барынька, когда Рыбаш привел ее к Степняку в кабинет. Степняк долго втолковывал ей, что в больнице отдельных палат не существует, что он, главврач, не имеет права создавать особые условия для кого бы то ни было. Она ушла, пообещав жаловаться. А после ее ухода выяснилось, что этого «школьника» доставили со свернутой челюстью и вдребезги пьяного после гнусной попойки в сомнительной компании.

В другой раз какой-то холеный мужчина устроил скандал дежурившему Крутых: тот удалил воспалившийся аппендикс его супруге, не дожидаясь профессора Мезенцева.

Крутых тоже привел этого холеного нахала к Степняку.

— Я совершенно определенно договорился, что оперировать будет не первый попавшийся лекарь, а именно Мезенцев! — негодующе рокотал посетитель.

— Как чувствует себя больная? — спросил Степняк.

— Вполне удовлетворительно, — скупо сказал Крутых.

Степняк повернулся к посетителю:

— Вы были у жены? Видели ее?

— Это не суть важно…

— Позвольте, — Степняк был искренне озадачен, — только это и важно. Когда сделали операцию?

— Три дня назад, — у Крутых от злости и обиды словно одеревенели губы.

— А когда думаете выписывать?

— Через шесть-семь дней.

— Полный порядок. Не понимаю ваших претензий, — Степняк пристально поглядел на человека, с недовольным видом сидевшего перед ним.

— Если я специально договаривался, — многозначительно сказал тот, — и если мне было гарантировано, то нарушать условия по меньшей мере непорядочно.

Степняк взорвался:

— Выйдите вон!

Но такие истории случались очень редко. А чаще всего люди с горячей тревогой ловили врача, чтобы узнать, чем грозит операция или как она прошла и как их дорогая, милая, несчастная или дорогой, милый, несчастный чувствуют себя в эту минуту.

Вернувшись после разговора с ответственным товарищем из Госконтроля, Степняк будто заново увидел вестибюль больницы. Чисто промытые стекла окон, скамьи вдоль выкрашенных светлой масляной краской стен, пустая еще раздевалка для посетителей, помещавшаяся в дальнем углу гардеробная врачей, узорчатая шахта лифта и даже безмятежная бело-розовая физиономия Раи в окошке справочного бюро — все показалось Степняку прекрасным. Он с нежностью прикоснулся к накрахмаленному халату, который ему подавала гардеробщица.


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Тихий тиран

Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».