— Я страшно хочу пить. Проводи меня в буфет. Там, вероятно, можно будет достать лимонад.
Они с большим трудом выбрались из столовой. Ремневу порядочно пришлось поработать локтями. Чья-то бесцеремонная нога в большом сапоге оборвала Ольге Михайловне оборку платья.
В следующем зале было несколько попросторнее. Зато в буфете происходило настоящее вавилонское столпотворение.
Со всех сторон слышались требования пива, кваса и других прохладительных напитков. Лакеи положительно сбились с ног. Буфетчик, мокрый от пота, с усталым, растерянным лицом, не успевал рассчитываться и выдавать сдачу.
Заглянув в буфет, Ремнев обескураженно покачал головой.
— Ну, в этой сутолоке вряд ли мы добьёмся чего-нибудь. Здесь прямо дым коромыслом идёт!
Он поймал было за рукав пробегавшего мимо лакея, но тот только отмахнулся и промчался дальше, на ходу завинчивая штопор.
Ещё две попытки в этом же роде были также безуспешными.
Ольга Михайловна бессильно прислонилась к стене и обмахивала платком своё раскрасневшееся лицо.
— Ах, Господи! — раздражённо вырвалось у неё. — Какой ты странный, Алексей. Пойди к буфету и возьми сам. Посмотри, как другие делают.
Действительно, некоторые, наиболее нетерпеливые, распоряжались собственными силами: подходили к корзинам, брали бутылки и наскоро, стоя, утоляли жажду.
— Так ты подожди меня, Олли. Я сейчас вернусь.
Ремнев двинулся было к буфету, но на полдороге его окликнули.
— Алексей Петрович, куда это Вы стремитесь? Идите к нам!
Ремнев поднял голову.
Справа на подоконнике сидели две молодые барышни. Перед ними стоял юноша в пиджаке и косоворотке. В правой руке он держал бутылку, в левой — стакан и поочерёдно угощал барышень квасом.
— Идите к нам! — повторила младшая из девиц, худенькая шатенка с бледным продолговатым личиком, к которому очень шла причёска, сделанная по модному, в стиле эпохи Возрождения.
— Здравствуйте, господа! — поздоровался Ремнев, подходя к окну.
— Хотите квасу? — предложил юноша.
— Э, да у Вас есть запасная бутылка! — обрадовался Ремнев. — С вашего позволения я приглашу сюда свою жену. Она прямо умирает от жажды.
— Жену? Какую жену? — удивились барышни.
— Мою собственную. Впрочем, простите, я и забыл, что вы не знаете о приезде жены.
— Ах, так Ваша жена приехала! Вот неожиданная новость! Зовите её сюда, мы будем рады познакомиться с ней.
Ремнев вернулся у Ольге Михайловне.
— Сейчас я встретил знакомых, — торопливо начал он. — Барышни из той семьи, где я имею урок. Публика симпатичная… Они пьют квас. Просили привести тебя, чтобы познакомиться. Пойдём… Девицы без претензий. Славные люди!
— Пойдём, пожалуй…
— Вот, друзья мои! — весело заговорил Ремнев, — знакомьтесь! Моя жена. Нина Константиновна и Гликерия Константиновна Косоворотовы…
Обменялись приветствиями.
Юноша в косоворотке осторожно прикоснулся своей широкой рабочей ладонью к пальчикам Ольги Михайловны и неловко поклонился.
— Евсеев! — отрекомендовался он.
Младшая из Косоворотовых — Ниночка — приветливо обратилась к Ольге Михайловне, указывая на подоконник.
— Садитесь сюда, места хватит. Василий Иванович, раскупоривайте квас… Отчего Вы не были у нас, Алексей Петрович? — продолжала она, повёртываясь к Ремневу.
— Сегодня я был очень занят, Ниночка. Передайте моё извинение папаше. Завтра приду непременно в определённое время.
— А мы уже заботились, не захворали ли Вы… Какое сегодня оживление, как много народу; слышали, как говорил Лангрос? Ах, какой у него удивительный дар слова!
Юноша в косоворотке сердито насупился.
— У Вас, Нина Константиновна, не менее удивительная склонность всегда и всем восхищаться, — с горькой иронией заметил он.
Старшая Косоворотова, Гликерия Константиновна, бойкая брюнетка с крупными, несколько неправильными чертами лица, оборвала юношу.
— Молчите вы, Евсеев! Вечно вы придираетесь.
Тот смешался и хотел что-то возразить, но в этот момент из столовой донёсся такой оглушительный взрыв аплодисментов, что разговаривавшие замолчали.
— Господа, пойдёмте туда, — предложил Ремнев. — Сейчас будут читать резолюцию.
Прежде чем они успели дойти до дверей, часть толпы из столовой хлынула им навстречу.
…Жалко и неуверенно раздались звуки Марсельезы.
Песня мало-помалу крепла. Десятки голосов подхватывали мотив.
Нина Константиновна в порыве молодого искреннего чувства схватила сестру за руку и взволновано прошептала:
— Слышите, слышите… Поют!
Ремнев невольно улыбнулся.
— Как Вы ещё молоды, Ниночка! — вырвалось у него с грустным сожалением.
— Я никогда ещё не переживала такой большой радости, — повернула к нему девушка своё лицо, разгоревшееся румянцем оживления.
— Какая сила в звуках этой песни… У меня такое чувство, точно вырастают крылья и хочется лететь…
…Вокруг них шумела и волновалась толпа.
Над головами кружились белые листки, разбрасываемые невидимыми руками.
— Товарищи! Долой… — хрипло выкрикивал кто-то.
Раскаты песни заглушали его слова. Трудно было разобрать отдельные фразы в этом хаотическом гаме…
Мелькали красные, возбуждённые лица…
Десятки рук тянулись к белым листкам.
…Читали жадно, на ходу…
— Та-та-та! — с грозной торжественностью падали звуки.
Казалось, сотни молотков разбивают последние оковы.
