«В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь» - [15]

; ни о чем другом он теперь и слышать не желает. Толкует о каких-то расторжительных письмах; но ведь это безобразие распространяется лишь на убогих да малолетних. Мне-то понятно, что это как раз его случай, но судьи, по счастью, подходят к подобным ситуациям с подобающей серьезностью и вряд ли поверят в его неосведомленность[139]. Он намеренно старается свести в могилу и г-на де Белльевра, и г-жу дю Пюи-дю-Фу, которые накануне на коленях умоляли оставить в покое г-на де Гриньяна, а все свое жестокосердие, если ему так хочется, перенести на них одних. Как и пристало варвару, он даже не подумал поднять их с колен и не удостоил ни единым словом. Они буквально кипят от негодования и полны решимости как можно скорее покончить с этим делом, ибо отлично понимают, что мы оказались втянутыми в него по причине их нерасторопности и нашего безграничного к ним расположения. Г-жа де Пюисье не оставляет попыток вразумить этого мужлана, а Бандей[140], с которым мы видимся ежедневно, заверяет меня, что ратификация лишь вопрос времени, и де Белльевру просто выгодно выставлять себя жертвой, и что на исповеди у господина коадъютора он вроде бы каялся в чем-то, а в чем, сказать не захотел, зато обронил, что спешить не собирается, ну а стало быть, не стоит и мне. Все, что говорит и вытворяет этот Мирпуа, прямо хоть сейчас в комедию, но коль скоро сюжет этот омерзителен, а Мольера, который смог бы сотворить из него чудо, увы, больше нет на свете, то я воздержусь от дальнейших комментариев. Дело это сводится к тому, что либо г-жа де Пюисье и Бандей в течение ближайшей недели с ним покончат, стало быть согласятся на ратификацию, либо придется судиться[141]. В обоих случаях мне надо ехать и с помощью нашего аббата попытаться навести порядок в делах, до которых за последние четыре с половиной года попросту не доходили руки; впрочем, можете не сомневаться: дальнейшие наши планы будут целиком зависеть от обстоятельств этого дела, ибо оно задело нас за живое.

Скандальная распродажа имущества г-на де Белльевра произвела в Париже такую сумятицу, так расстроила денежное обращение, что все в ужасе; будто небо вот-вот обрушится на землю. Г-жа де Лаварден уже две недели пытается раздобыть пятнадцать тысяч франков, чтобы окончательно расплатиться за землю (заметьте, даже для этого!), и не может. В ответ только: «Сударыня… г-н де Белльевр!..» — и ни гроша.

Кстати, о маркизе, она отправила Вам полный отчет и приложила к нему записочку. Она в Вас души не чает. Не тяните с ответом, что, впрочем, не в Ваших правилах. Писать ей надо на улицу Сен-Пэр, в предместье Сен-Жермен; она съезжает с одного места, а мы с д’Аруисом — с другого. Куда Вам впредь адресовать письма, я сообщу позже. Судейские вакации многим дали возможность выехать за город. Двор перебрался в Фонтенбло. При одном упоминании о нем меня бросает в дрожь, но они-то едут туда повеселиться[142]. Дай Бог, чтобы на наши головы в ближайшее время ничего не свалилось! Трир активно отбивается; объявись пуля, коей суждено сразить маршала де Креки, она отыскала бы его с легкостью, ибо отчаяние толкает его в самое пекло.

Господин Принц прибыл к войскам в Германии. Проезжая по нашим местам, он сказал одному человеку: «Мне бы пару часов потолковать с тенью г-на де Тюренна, чтобы проникнуть в его замыслы, понять ход мыслей и намерений относительно этих мест, выспросить про художественную манеру этого Монтекукули». Услышав в ответ: «Сударь, Вы исполнены силы; Господь да хранит Вас из любви к Вам и к родной Франции!», он лишь пожал плечами.

Сынок сообщает, что принц Оранжский, похоже, намеревается осадить Кеснуа, а коли это правда, то они на пороге решительной кампании. Г-н де Люксембург спит и видит, чтобы за него замолвили словечко в нужном месте; он безмерно счастлив, ибо роль тени господина Принца[143] ему вполне удалась. Так что со всех сторон неспокойно.

На случай гибели бедного де Санзеи, о судьбе которого так ничего и не слышно, я попросила у г-на де Лувуа разрешения купить должность командира полка с правом перепродажи штандартюнкерства[144]. Виконт де Марсилли выполняет при нем роль защитника моих интересов и обещает позаботиться об ответе; я, конечно, была бы рада получить его из рук самого г-на де Санзеи. Однако, поверьте, если у г-жи де Санзеи будут хоть малейшие претензии на этот счет, я, конечно же, не посмею стать у нее на пути, как из одного лишь почтения к Сент-Эрему не стала заводить речь о полке Короля; но когда-то Король лично поручил этот небольшой полк Санзеи, а сейчас его просто так перепоручат кому-то еще. Г-н де Куланж полностью посвящен в эти дела. С мечтами о Пикардийском полке можно расстаться, коли не задаваться целью разориться[145] в ближайшие два года. Мало сказать разориться, но еще и ославиться; коль скоро стоять на грани разорения и при этом одалживаться, как это случалось ранее, ныне запрещено, то позора не избежать. Третьего дня неожиданно воскрес второй из Шенуазов, племянник Сент-Эрема[146]. Немцы взяли его в плен; вот где стоило бы поискать г-на де Санзеи. Во время поисков юного Фруле, прежде чем опознать бедного мальчика, обезображенного дюжиной ранений, пришлось приподнимать, переворачивать, пересмотреть полторы тысячи тел. Безутешная его родительница просит оставить в семье выкупленную ранее должность главного квартирмейстера; она плачет, стенает, умоляет и не поднимается с колен. Все обещают подумать; между тем на эту должность уже двадцать два или двадцать три претендента. По правде говоря, всякий день только и слышишь, что ни одно из случавшихся до маршала де Креки поражений не сопровождалось большим смятением и беспорядицей. В субботу у г-на де Помпонна видела его жену. Ее не узнать; беспрестанно в слезах.