«В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь» - [10]

. Ахинея, которую несет господин де Марсель[81], никаким образом не помешает ему склонить г-на де Пейруиса[82] на свою сторону, да тому и самому это на руку. Г-н де Помпонн находит, что тот весьма лояльно и уважительно настроен к г-ну и г-же де Гриньянам. Далее я затронула тему монсеньора. «О Господи, сударыня, — воскликнул г-н де Помпонн, — ради Бога, пусть г-н де Гриньян забудет про своего месье, иначе это может выйти ему боком! Король по поводу маркиза д’Амбра высказался однозначно, так что, хочешь не хочешь, а тому придется подчиниться. Да еще маршал де Грамон со своим диким акцентом твердит на каждом углу, что граф де Гиш[83] — де вовсе не какой-то там проходимец без роду и племени и что он лично никогда не оспаривал титула монсеньор для маршалов Франции. Умоляю вас, постарайтесь убедить г-на де Гриньяна последовать моему совету». Это его подлинные слова; слово в слово. Не упрямьтесь вы с этим г-ном де Вивонном. Можно, конечно, вовсе никому не писать, но уж коли придется взяться за перо, тогда уж делайте как надо. Четыре дня назад в пользу этого высказался Король, да и нотации маршала де Грамона подлили масла в огонь. Г-жа де Вэн просила передать Вам искренние уверения в своей дружбе и особом, исключительном к Вам уважении вопреки ее в целом скептическому отношению к людям. Вскоре после окончания нашей беседы приехали г-жа де Виллар[84] с г-жой де Сен-Жеран[85]. Последняя поведала, что дерзнула обратиться к Королю с просьбой о губернаторстве для своего мужа на место Вобрена[86]. Поначалу ее трясло так, что она слова не могла выговорить, потом ничего, разошлась; кто знает, может у нее что-то и получится.

Господин коадъютор с блеском огласил едва ли не самое прекрасное свое обращение к Королю. С несравненной ловкостью и изяществом ему удалось обыграть поправки, внесенные в самый последний момент; придворных больше всего впечатлило именно это; позаимствовать у Вуатюра[87] его манеру, чтобы не докучать Принцу своими посланиями, и очень к месту распорядиться ею с таким же блеском — это ведь так необычно. Король остался доволен и не преминул заметить Дофину: «Вы не находите, что стоит приложить старание хотя бы ради того, чтобы изъясняться столь же блистательно, как г-н коадъютор?» Тут вступился г-н де Монтозье[88]: «Сир, нам до этого еще далеко; мы пока только учимся отвечать на вопросы». Министры и все присутствующие были искренне восхищены речью коадъютора, особо отметив изящество и благородство языка. Хочу поблагодарить Гриньянов за внимание и недавно полученные от них приветы: один — из Германии, а второй — из Версаля. Мне бы хотелось, чтобы и старшего не обошла благосклонность двора, тогда можно будет надеяться и на третий привет — из Прованса.

Г-н де Ла Трусс прислал супруге весточку. Он в плену у своего друга маркиза де Гранá. Жив-здоров, ни единой царапины. Пребывает вне себя от счастья; последние события только поспособствовали его славе. Пишет, что недавно ему подтвердили, что г-н де Санзеи мертв; я склонна этому верить, ибо, не говоря о том, что от него уже давно нет известий, он действительно из тех, кто первым бросается в атаку, заметив нерешительность подчиненных. Скоро все прояснится.

Про ваших Белльевров и Мирпуа[89] я лучше умолчу. Если соберусь в Бретань, мое путешествие придется как раз на судебные каникулы и на предварительное рассмотрение, где мне участвовать не обязательно, а как только подойдет пора действовать, я буду на месте. Мы будем настаивать на ратификации через суд с тем, чтобы далее вопрос этот решался между г-ном де Мирпуа и г-жой дю Пюи-дю-Фу. Выбросьте это дело из головы, оно касается меня и только меня. У нас на руках акт, подписанный Пюи-дю-Фу, и мировое соглашение, которое выставляет этого Мирпуа отпетым негодяем. Еще чуть-чуть — и мы вырвемся у них из лап. Пюи-дю-Фу противится тому, что она вполне бы могла сделать и без него: стоило ей в случае отказа в ратификации вернуть г-ну де Гриньяну десять тысяч экю[90], и Мирпуа бы быстренько зашевелился, но вместо этого она юлит, льет слезы и ни на что не может решиться. Белльевру все-таки пришлось распроститься со своим имуществом в пользу кредиторов. Его отказ был подписан только позавчера; все пребывают в недоумении. Это крах полнейший, чтобы полностью расплатиться, не хватает еще около ста тысяч экю. Они даже не подозревали, что разорены. Сестричка под стать братцу. Из Сен-Реми[91] им придется съехать. Позор-то какой! А им хоть бы что. Мирпуа делает круглые глаза и уверяет, что ничего не знал. Врет, он первым все отлично знал, просто ему нужен был предлог.

Ковер для Вас мы пробуем найти с рук, так как в лавке вместе с золотисто-серебряной бахромой он Вам обойдется в четыреста франков, не меньше. Лионский бархат вышел бы дешевле; обдумайте, моя милая, все это хорошенько на досуге у себя в Гриньяне. Что до крошки д’Эскар[92], то будь я с вами, она вела бы себя как шелковая.

Насчет отъезда еще ничего не ясно, все зависит от встречи у г-на де Ломо[93], там многое должно решиться. Вопреки тому, что мне сообщали ранее, прах нашего героя в Тюренн отправлять не стали. Его доставили в Сен-Дени, где он будет покоиться в изножии усыпальницы Бурбонов; собираются построить специальную часовню, чтобы поднять их останки из склепа — тогда г-н де Тюренн окажется в ней первым. В последнее время я измучилась, думая о его последнем пристанище, и вот теперь, недоумевая, кто еще мог бы все это присоветовать, я полагаю, что было это не напрасно. Так или иначе, но четверо великих полководцев