В тени шелковицы - [6]

Невидная собой, и, казалось, хворая, жена тем не менее вскоре родила ему дочь, а на следующий год и сына. Мальчика назвали в честь отца, девочке дали имя Иолана. Так захотела мать.

Время шло, отгремели военные годы. Немало людей умерло, много и родилось. Старая монархия распалась, возникло новое государство[1]. Оно вобрало в себя и этот луг, и полевой хутор, и глоговую рощу.

3

В начале двадцатых годов в один из солнечных дней в конце лета к роще подкатила бричка, с нее слезли двое мужчин — инженер-землемер и его помощник.

Сгрузив инструменты, они принялись за работу. Первым делом измерили луг возле рощи и разделили на пятнадцать одинаковых квадратных участков, по два морга[2]. Поэтому позже, когда на каждом участке выросли жилые дома с хозяйственными постройками, они были достаточно удалены друг от друга, и сосед не заглядывал в кухню к соседу. Не удивительно, что здесь жители ссорились реже, чем в других местах.

Разметив участки, землемеры перед будущими домами обозначили вехами дорогу, продолжившую ту, что через рощу привела их сюда. Ширину ее они определили в десять метров, верно предположив, что со временем люди отхватят от нее три метра на прохожую часть и канаву.

Гораздо позже пришел черед на земли ниже дороги. Тут землемер уже не нарезал равные куски. Располагавшие наличными могли позволить себе надел и побольше, не то что покупавшие в рассрочку…

На следующую весну, едва с полей сошел снег и подсохли дороги, по шоссе застучали копыта лошадей, запряженных в тяжело груженные телеги колонистов.

Они ехали от железнодорожной станции. Миновав перепутье, они подъехали к имению, принадлежавшему до войны и некоторое время еще и после переворота[3] архиепископу, и там ненадолго остановились.

Мужчины сгрузили с телег узлы, сняли маленьких детей и старух и перенесли вещи в хибары, что прежде занимали батраки, а теперь власти отдали во временное пользование колонистам.

Дети и старики остались в имении, остальные двинулись дальше.

Проехав мимо поселка старожилов сразу за имением, они свернули с шоссе на проселок и направились к роще. Но до криницы они еще не доехали и воды попробовать не успели.

Старожилы с любопытством вытягивали шеи и разглядывали диковинные, покрытые вздутой парусиной повозки и сильных мускулистых лошадей.

Однако внимательнее всего местные жители разглядывали людей, сопровождавших эти повозки. Разглядывая издали пришельцев, вышагивающих навстречу неизвестности, они думали всякое, и в душе их рождались чувства добрые и недобрые.

4

В тот день, когда повозки колонистов впервые проехали от станции к глоговой роще, подул южный ветерок, и на небе с самого утра показалось солнце. Стояло оно низко и не грело, но все же солнце обрадовало их преддверием близкой весны.

Имрих Бенё-младший давно ждал такого дня и, не мешкая, спозаранку принялся чинить крышу родительской хаты.

Он задумал сделать это еще зимой. Когда прибрежная топь подмерзла, накосил камыша, нарезал его нужной длины, связал снопками и сложил в сарае, чтоб дожидались своего часа.

В то утро старый Бенё бесцельно бродил по двору. Когда сын позвал его подержать лестницу, старик даже обрадовался и живо подошел.

Имрих поднялся на крышу, стал отвязывать старые, размякшие и трухлявые вязанки камыша и сбрасывать их на землю. Отец подавал ему сухие снопки, и Имрих укладывал их на пустые места.

Не успел он закрыть вторую дыру, как отец окликнул его:

— Имро, ты слышишь?..

Сын насторожился, сосредоточенно прислушался и посмотрел в ту сторону, откуда раздавался скрип колес и пофыркиванье лошадей.

— По шоссе едут телеги, — сказал он отцу.

— Видать, это они! Чехи да горцы из северной Словакии, — сказал отец, помолчав и подняв вопросительный взгляд на сына.

Имро повернулся к глоговой роще, из-за которой доносились звуки.

— Твоя правда, это могут быть только они, — подтвердил он догадку отца.

— Там пятнадцать наделов, я пересчитал, — похвастался старик. — Апро говорил, что к ним в имение и еще приедут. Возле станции тоже начинают строить, сразу за линией. Хорошее место, плотная дорога до самых наделов. Прошлую неделю я видел, как там мужики копали землю под фундаменты и кирпич сгружали. Закладывают под просторные и крепкие дома из обожженного кирпича. А крыши покроют черепицей.

Сын задумчиво посмотрел на отца, он был явно чем-то озабочен, но промолчал.

Немного погодя Имро спустился ниже, умостился поудобнее на перекладине лестницы и стал наблюдать за дорогой.

И вот — на открытое место из-за деревьев вынырнула первая телега, за ней следующая, еще и еще. На краю луга, меньше чем в сотне шагов от их хатенки, телеги остановились. Колонисты сгрудились возле первой телеги, о чем-то совещаясь. Затем упряжки двинулись дальше на восток, но вскоре снова остановились, и люди начали снимать поклажу.

Отец и сын безотрывно наблюдали за караваном.

Потом сын снова полез на крышу и молча продолжал прерванную работу.

И лишь за обедом, доедая горячую похлебку, он начал несмело:

— Я так думаю, сейчас можно купить сколько-нибудь земли. Хоть бы и немного, сотку-другую — хватило б… — И умолк, глянув на отца, который, будто не слыша, продолжал хлебать из миски. — Мы могли б купить, — продолжал он, ободренный отцовым молчанием. — Говорят, будто дают в долг, в рассрочку, да и осталось у нас кое-что из того, что я на сахарозаводе заработал.