В Суоми - [7]

Зарабатывали они немного, но десятник всячески благоволил к Инари. Он даже подарил ему свою трубку, потому что когда Инари побежал разрушать залом, то бросил свою «носогрейку» на камни и она треснула.

Рядом с ними работал уже пожилой сплавщик Сара. Работали они по четырнадцать — шестнадцать часов в сутки, а в горячее время и по двадцать четыре часа. Питались американским салом и хлебом, иногда пекли в золе костров картошку, пили кофе.

Изо дня в день они держали запань и клеймили бревна. С утра Каллио даже нравилось ставить кресты на бревнах. А к вечеру от них уже тошнило.

— Зачем ты так корпишь над каждой штукой? Делай, как я, — сказал ему Инари.

— Как?

— А я ставлю клеймо через пятое на десятое.

— Но ведь там, внизу, нельзя будет разобрать, какое бревно кому принадлежит.

— А нам не все ли равно? Разве не весело смотреть, как хозяева будут цапаться между собой? — И Инари громко засмеялся.

Каллио взглянул на него и подумал, что он отдал бы две марки, чтобы досмотреть, как ссорятся и дерутся между собой хозяева. Он, пожалуй, глупо делал, ставя клеймо на все бревна. Но тут в их беседу вмешался Сара. У него не было двух передних зубов, и от этого он казался старше своих лет.

— Я считаю, — сказал он, — если подрядился на работу, нужно ее выполнять добросовестно.

— А тебе деньги добросовестно платят? Сколько домой принесешь после такой каторжной работы? Много ты своим старикам отправил? — резко спросил Инари.

Сара очень любил своих стариков, совсем уже беспомощных, и никак не мог из заработков выкроить для них хоть малую толику денег.

Он замолчал, а Инари не унимался:

— Четыре марки за час — мало, за восемь еще работать можно. Ты бы посмотрел дивиденды акционерного общества.

— А ты смотрел? — усомнился Каллио.

— На, погляди.

Инари вытащил из кисета вместе с порцией табаку для трубки обрывок газеты и сунул его под нос Сара. Но Сара читать не стал.

— Я всего три недели в школу ходил, — пробормотал он, — иначе к конфирмации не пускали, а без конфирмации и жениться нельзя. Но и то напрасно, холостяком умру.

Каллио тоже с трудом разбирался в напечатанном в газете годовом отчете акционерного общества. Инари растолковал ему, что такое дивиденд и какие огромные барыши получили в этом году акционеры.

Сара взял свой багор и ушел от них на пост. Он думал о том, что восемь марок за час вместо четырех было бы не так плохо, а при четырнадцати часах это означало сто двенадцать марок в сутки; из них пятьдесят можно посылать старикам, и те смогли бы хоть несколько дней в году не работать.

Каллио после этого разговора стал, если вблизи не было десятника, клеймить бревна на выбор, и все время с удовольствием представлял себе, как бранятся у моря акционеры, не зная, кому принадлежат неклейменые бревна.

Спали они в душной баньке, и десятник с ними, и еще три человека; спали все вповалку, не раздеваясь.

И вот однажды Инари, лежавший рядом с Каллио, зашевелился и зажег спичку, причем головка ее, еще горящая, отлетела и обожгла раскрытую ладонь Каллио. Каллио проснулся и, просыпаясь, толкнул локтем Сара, лежавшего по другую его руку. Каллио слышал, как Инари осторожно выполз из баньки, а Сара сказал ему:

— Моему старику в это лето односельчане разрешили косить траву на межах. Со всех межей деревни он может себе собрать сено.

Сказав это, Сара повернулся на другой бок и захрапел. И уже в полусне слышал Каллио, как вполз и стал пристраиваться рядом с ним Инари. Он был совершенно мокрый.

— Что с тобой? — удивился Каллио.

— Да так, ничего, выкупался. Спи.

— Зачем же в одежде?

— А чтобы насекомые захлебнулись, — усмехаясь, сказал Инари.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Каллио проснулся, когда солнце уже сияло над лесом, серебром играла река и бревна шли сплошной массой.

В тот день приехал представитель акционерного общества и стал уговаривать всех сплавщиков приняться за сверхурочную работу.

Весенним разливом занесло много бревен на крестьянские поля. Бревна мешали вспашке. Нужно было их выкатить обратно в реку. По всему течению — на полях и на берегах — пропадали тысячи бревен раннего сплава, и среди них был драгоценнейший выборочный палубник.

— Мы и так работаем много, а денег не видим, — с досадой сказал Сара.

А Каллио спросил:

— Сколько дадите?

— Чего спрашивать! Мы сами не возьмем меньше марки за штуку, да к этому еще и плата за час, — резко заключил Инари.

Акционер ничего не сказал, только встал и, размахивая руками, пошел по берегу с десятником.

Десятник скоро возвратился и сказал Инари:

— Как ты дымом из моей трубки не поперхнулся, прежде чем такое вымолвить? Ведь во что обойдется тогда одно бревно?

— А меня это не касается, — отрезал Инари и прибавил: — Возьми свою трубку обратно, а то и впрямь когда-нибудь поперхнусь.

Десятнику стало стыдно. Морщины сбежали к переносице, и он примирительно ответил:

— Что подарено, то подарено.

Тогда Инари отдал трубку Каллио, и Каллио был очень рад. Никогда в жизни у него не было такой хорошей обкуренной трубки. Но только он развязал кисет, чтобы набить трубку табаком, прибежал совсем молодой парнишка.

— Закрывайте ворота, закрывайте запань, у порога залом! — закричал он.