В Суоми - [5]

Шрифт
Интервал

И печальные глаза Олави (а как он старался глядеть беззаботно!) подтвердили, что стражник говорил правду.

И тут началось новое испытание для Эльвиры.

Соседи охотно уступили и лошадь и плуг, а Эльвира сидела у раскрытого окна, выходившего прямо в поле, и держала Нанни на руках, чтобы Олави было видно дочку, которая родилась в его отсутствие; Хелли еще не вставала после болезни.

Стражник не позволял Олави оглядываться: надо скорее вспахать землю. Высокая фигура Олави склонялась лад тяжелым плугом, он спотыкался.

Эльвира сидела у окна и смотрела, как пашет ее муж и как стоит с винтовкой на ремне равнодушный конвоир.

В сумерки Олави и мужа соседки увели в каморку Рабочего дома, где теперь уже никаких собраний, митингов не происходило, лишь изредка бывали танцы.

Женщин не допустили к арестованным, только взяли у них маленькие узелки с едой.

Всю эту ночь Эльвира не могла заснуть и думала много о том, кому это нужно, чтобы Олави так исхудал и так мучился.

С утра Олави снова работал в поле, а Эльвира по-прежнему сидела у окна и держала на руках Нанни. Когда Олави разгибал спину и отирал пот со лба, озираясь на окно, их глаза встречались. Шапки он не снимал — зачем было показывать ей бритую голову, — но разве она не знала?

Встречаясь глазами, они улыбались друг другу, и он снова склонялся над плугом. Лошадь мерно тянула лямку, равнодушно стоял конвоир…

Плуг наткнулся на круглый валун, и Олави трудно было стащить его с пути. Тогда стражник прислонил к елке винтовку и помог, а потом сказал:

— Такая у нас земля.

Через четыре дня Олави и мужа соседки увели обратно в тюрьму.

Пришло известие на серой тюремной открытке, что Олави приговорен к трем годам каторги, и тогда вскоре приехали к ней отец с матерью. Отец вошел в комнату, приказал Хелли: «Одеваться!» — взял из рук Эльвиры маленькую Нанни и сказал:

— Едем.

Она молчала.

Тогда старик промолвил:

— С Олави мы помиримся, когда он выйдет, а сейчас едем.

Эльвира собрала вещи, и они поехали. В сани был запряжен нежный, с подпалиной, Укко.

«Господи, как он вырос за это время!»

Еще был глубокий снег, и корову нельзя было быстро гнать. Тогда отец связал ей ноги. Корову положили на другие сани и так повезли. Хелли было очень весело. Корову покрыли попоной, рога ее странно торчали, и от ее дыхания из-под попоны вырывалось облако пара.

Снова Эльвира доила коров, ухаживала за ягнятами, огромными старинными ножницами стригла овец — они жалобно блеяли; убирала горницы. Старшая ее сестра, Хелли, вышла замуж, а младший брат стал охотником.

Время шло, как будто ничего не изменялось, разве что прибавилась забота о маленьких Хелли и Нанни, да и то бабушка и дедушка не давали никому к ним подойти и очень их баловали. Да еще приснилась ей два раза подряд огромная, согнутая над плугом спина Олави и его наголо обритая, совсем чужая голова. Эльвира весь день после этого сна не отходила от Нанни.

Прошел, гремя бревнами по порогам, сплав. Уже наладили паром, и брат притащил из лесу двух маленьких медвежат-сосунков для Хелли и Нанни.

Медвежата старались ворчать, как взрослые; кот, видя их, щетинил свою шерсть, изгибался колесом, и дедушка очень смеялся.

В хлопотах Эльвира и не заметила, как река подернулась морозным салом.

А дедушка придумал новую забаву: он выдолбил из дерева небольшие кадушки, наливал в них молоко и ставил на полу около подоконника.

Хелли подходила к этим кадушкам и тайком, осторожно снимала густые белые сливки, и весь ее рот был запачкан, а потом, подражая Хелли, стала снимать сливки и Нанни и иногда опрокидывала кадушку на пол.

Когда садились обедать, дедушка вдруг грозным голосом спрашивал: «А кто снял мои сливки?» И Хелли пряталась под стол, а дедушка говорил:

— Какие непонятные вещи творятся у нас в доме!

Эльвира убирала со стола и перемывала дочиста посуду.

Однажды, обозленный, вернулся домой старший брат Эльвиры с лесозаготовок. Он сказал, что теперь будет работать дома, потому что лесорубы бастуют.

Время шло, медвежат надо было уже сажать на цепь, и скоро Эльвира увидела Олави.

Это было поздней осенью 1921 года, когда фирма «Гутцейт» получила миллионные заказы от великобританских негоциантов на телеграфные столбы и шпалы и собиралась их выполнить в лесах Советской Карелии. Но для этого сначала надо было захватить эти леса! Тогда отряды финских добровольцев отправились «помочь» «братьям карелам».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Никогда еще Каллио так много не работал, как этой весной.

Он прошел весь сплав от начала до конца, вдыхал аромат распускающихся клейких почек дикого леса, редких черемух. После пятнадцати часов работы на воздухе он, не раздеваясь, спал как убитый.

Огромные плотные штабеля бревен строевого, корабельного, балансового леса, вывезенные и накопленные за долгую полярную зиму, высились по берегам рек.

Лед по рекам проходил с грохотом. Теннио-иокки, Салла-иокки, Верио-иокки, Лурио-иокки, Риесто-иокки и десятки других двадцативерстных, пятидесятиверстных, стоверстных быстрых сплавных рек, речушек бегут, примыкают к Кеми-иокки.

По берегам этих рек расположены лесные делянки разных конкурирующих акционерных обществ, и весь лес идет по рекам к лесопильным заводам этих обществ, в города и поселки Рованиэми, Тервола, Кеми.


Еще от автора Геннадий Семенович Фиш
Шесть часов из жизни шофера Койда

Действие рассказа происходит во время Зимней войны с Финляндией. Рассказ для детей младшего возраста.


Праведная бедность: Полная биография одного финна

Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.


Дом с мезонином

Рассказ «Дом с мезонином» посвящен одному из эпизодов Советско-финской войны 1939–1940 годов.


Мои друзья скандинавы

В книге рассказывается о жителях Скандинавии: датчанах, норвежцах, шведах, финнах. Книга предназначается для детей старшего возраста.


Падение Кимас-озера

Повесть Геннадия Фиша посвящена одному из ключевых эпизодов Второй советско-финской войны.Первую попытку  захватить Советскую Карелию белофинны предприняли в 1918 году, но были разбиты и отброшены на территорию Финляндии. Мирная передышка оказалась недолгой: осенью 1921 года, воспользовавшись тем, что в Карелии в тот момент не было крупных частей Красной армии, вооруженные отряды финнов снова пересекли советскую границу.Советское командование спешно перебрасывало войска на север. Тем временем в штабе Красной армии родился замысел отчаянно смелой операции: лыжный батальон, сформированный из курсантов петроградской Интернациональной военной школы, был отправлен в глубокий рейд по тылам белофиннов с задачей найти и уничтожить штаб финского корпуса...


Рекомендуем почитать
Мы победим! / Тайные тюрьмы Сальвадора

В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).


Покорение высоты

В книге рассказано о жизненном и творческом пути лауреата Ленинской и Государственной премий, доктора технических наук заслуженного строителя РСФСР Н. В. Никитина, показан крупный вклад, который внес он в развитие советского строительного искусства. Значительное место отведено творческому наследию Н. В. Никитина в области индустриализации промышленного и гражданского строительства, в сооружении Останкинской телевизионной башни и других уникальных объектов.


Александр Александров. Ансамбль и жизнь

Александр Васильевич Александров – композитор, создатель и первый музыкальный руководитель Академического дважды Краснознаменного, ордена Красной Звезды ансамбля песни и пляски Российской армии. Сочетая в своем ансамбле традиции российского бытового, камерного, оперного, церковного и солдатского пения, он вывел отечественное хоровое искусство на международную профессиональную сцену. Мужской полифонический хор с солистами, смешанный оркестр, состоящий из симфонических и народных инструментов, и балет ансамбля признаны и остаются одними из лучших в мире.


Остроумный Основьяненко

Издательство «Фолио», осуществляя выпуск «Малороссийской прозы» Григория Квитки-Основьяненко (1778–1843), одновременно публикует книгу Л. Г. Фризмана «Остроумный Основьяненко», в которой рассматривается жизненный путь и творчество замечательного украинского писателя, драматурга, историка Украины, Харькова с позиций сегодняшнего дня. Это тем более ценно, что последняя монография о Квитке, принадлежащая перу С. Д. Зубкова, появилась более 35 лет назад. Преследуя цель воскресить внимание к наследию основоположника украинской прозы, собирая материал к книге о нем, ученый-литературовед и писатель Леонид Фризман обнаружил в фонде Института литературы им.


Почему я люблю Россию

Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.


Рига известная и неизвестная

Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.