В стране у Карибского моря - [68]

Я пообещал навестить его, и мы расстались, дружески пожав друг другу руки. На моем до сих пор неясном маршруте начали появляться просветы.

Несколько дней спустя я ехал верхом по направлению к Токомачо. Моим новым провожатым стал тог самый хозяин «бестии», о котором мне говорили. После упорной словесной дуэли и прямо-таки остервенелого торга — он с нескрываемым удовольствием пользовался моим безвыходным положением — хозяин согласился отправиться со мной, но только при условии, что он поедет «а lomo», то есть верхом, о пешем передвижении не может быть и речи. Ну, а если слуга сидит в седле, не может же патрон трусить вслед пешком. Мы ударили по рукам. Все равно он подряжался и лучшем случае только до лагуны Бруса, на пять или шесть дней. Путь все время лежал вдоль одно-образного плоского берега. В таких обстоятельствах несколько ускоренное продвижение на лошади было, пожалуй, как раз кстати. Но какой расход ради в сущности небольшого багажа! Вполне хватило бы одного крепкого осла. Здешние жители наряду с лошадьми держат и ослов, но мулы полностью отсутствуют: они не выносят условий жаркой, влажной, болотистой низменности.

Итак, теперь наш караван приобрел внушительный вид. Впереди на лучшем коне ехал проводник, которого звали весьма симпатичным именем Пас, что означает мир, за ним на аркане, привязанном к хвосту ведущей лошади, «бестия» — сильная, выносливая кобылица, и в качестве замыкающего — я, на захудалом мерине с расшатанной нервной системой, который пугался каждой кочки. Даже при самом медленном темпе он считал необходимым двигаться мелкой, жесткой дергающейся рысью, которая доставляла всаднику в деревянном седле ни с чем не сравнимое «удовольствие». Хорошо еще дорога была ровная — с подъемами и спусками теперь надолго было покончено — и терпимого качества, ибо мы все еще ехали по «линии».

В конце двадцатых — начале тридцатых годов «Юнайтед фрут компани» вывозила из Гондураса ежегодно около 30 миллионов гроздей бананов. Примерно одну треть этого количества давали плантации департамента Колон, расположенные между Рио-Агуан и Рио-Негро, или Блэк-ривер. Но тут начались болезни. Они проникали с востока, из других банановых районов, и продвигались на запад, охватывая всю Центральную Америку. Из Панамы (отсюда и название болезни) распространялся корневой грибок Fusarium cubense, с Ямайки через море — грибок Cercosporum musae, пожиратель листьев. Против последнего эффективно применялось опрыскивание, но перед панамой пришлось капитулировать. Позже удалось установить, что панамский корневой грибок погибает от проточной полой воды, когда реки разливаются на широких пространствах (в настоящее время из-за болезней растений ежегодно забрасывается всего лишь около четырех процентов всех плантаций). Но тогда современные средства борьбы с болезнями были неизвестны. Особенно опустошительным было действие панамского грибка к востоку от Рио-Агуан. И компания попросту забросила все банановые плантации между нею и Рио-Негро, а также некоторые пораженные грибком площади западнее Агуана. Это означало снижение годового сбора бананов с 30 до 13 миллионов гроздей, то есть с почти 700 тысяч тонн до лишь немногим более 200 тысяч. В 1936 году была заброшена последняя плантация в департаменте Колон. Правда, и за короткий период эксплуатации здешние плантации с лихвой себя окупили. При однолетней культуре бананов хозяйство строится с таким расчетом, чтобы капиталовложения были возмещены уже в течение пяти-шести лет. Совсем другое дело с выращиванием кофе, который за этот срок едва начинает плодоносить.

Впрочем, «Юнайтед фрут» не разорилась бы и в том случае, если бы эти плантации принесли только убыток. Опа образовалась в 1899 году путем слияния нескольких более мелких компаний. За неполных четыре десятилетия своего существования «Юнайтед фрут компани» довела годовую чистую прибыль со своих многочисленных плантаций в Вест-Индии и Центральной Америке до 50–60 миллионов долларов. До 35 миллионов долларов выплачивалось акционерам в виде дивидендов. Дешевая земля, дешевая рабочая сила, собственный транспорт (не только железные дороги и автопарки, но и круглым числом 70 океанских судов, «Большой белый флот») — этот огромный, зажатый в одной руке производственный аппарат, соединивший плантации с рынком сбыта, и сделал возможными такие невероятные прибыли.

Теперь я видел, что осталось от банановых времен в районе между Агуаном и Рио-Негро. Заросшие травой, подмытые, местами разрушенные насыпи узкоколейки с давно снятыми рельсами и повалившимися дорожными знаками. Здесь и там из трухлявой шпалы еще торчит ржавый костыль. Мосты провалились, опоры сломались. Короткая бетонная лестница без перил ведет наверх и обрывается в пустоту — когда-то здесь, наверное, стояла будка путевого обходчика или небольшая погрузочная площадка. Мне вспомнились грустные рассуждения молодого учителя из Эль-Карбона, когда он говорил об ушедшей культуре предков. Здесь передо мной были скучные развалины из цемента, которые оставит потомкам двадцатое столетие.

Гигантские травы и кустарники смыкались высоко над головами лошадей, вьюнковые растения душили молодые древесные побеги, густой сеткой обвивали рухнувшие стволы старых тропических великанов. Там, где когда-то ширились банановые плантации, теперь простирались бесполезные дикие заросли. Гондурасское правительство палец о палец не ударило, чтобы с какой-то пользой для народа использовать богатое наследство, доставшееся от плантаторов. Между тем оно получало и теперь получает немалую толику от доходов «Юнайтед фрут». На банановых плантациях в Гондурасе, помимо нескольких сот североамериканцев и европейцев да еще нескольких тысяч иностранных рабочих из Сальвадора и с Вест-Индских островов, работает около 20 тысяч гондурасцев. Вследствие этого в страну ежегодно поступает 10 миллионов долларов в виде заработной платы рабочим и служащим. Эта сумма равна примерно одной трети стоимости всего вывоза Гондураса, и, помимо того, «Юнайтед фрут» отчисляет миллионные суммы непосредственно в государственный бюджет. После неудачи в Колоне компания оставила здесь, не требуя никакой компенсации, дороги и мосты, телефонную сеть, электропроводку и множество зданий. Все это разрушилось и исчезло при полном равнодушии правительства. Правда, оно безвозмездно предоставило освободившиеся земли в распоряжение добровольцев-переселенцев. Но кто из нагорья поедет сюда, в жаркую, малярийную низменность, если нет ни организаторской работы, ни кредитов? Пусть наверху земля камениста и скудна, но там все же приемлемый климат, без москитов, без малярии и болотной лихорадки. Там издавна сложившиеся районы расселения, старые семейные связи. А что здесь, внизу? Здесь в лучшем случае селились индейцы и беглые рабы да хозяйничали иностранцы. Нет, подлинный Гондурас начинается там, в горах и на межгорных равнинах.